Ромео и Джульетта, акт 1, сцена IV
14
Эш
Эшу вспомнилось, как однажды, ранним утром, еще в первый месяц обучения в академии, он сел в самолет и поднялся в небо. Оно было тусклым и серым, ветра бушевали, а в воздухе отчетливо ощущался озон. В небесах самолет казался крошечным и хрупким, почти игрушечным, хотя от мощного рева двигателя у Эша стучали зубы и сотрясались кости.
А потом двигатель зашипел, и самолет начал стремительно падать.
Он всегда думал, что в такой ситуации на него нахлынут ужас и паника, но их не было и в помине. В ушах зазвенела тишина, а взгляд замер на облаках, сквозь которые пробивались кроваво-красные рассветные лучи. А потом Эш зажмурился, глубоко дыша.
Через секунду двигатель, точно разбуженный зверь, вновь взревел. И вот тогда Эша объял страх – слепящий, умопомрачительный. Дрожь в руках не утихала до самой посадки. Дрожь в душе успокоилась гораздо позже.
Что такое влюбленность – он тогда не знал, но ему рассказывали, что она очень похожа на такое вот стремительное падение.
Дороти тихонько ахнула, когда он взял ее лицо в ладони. Он поцеловал ее и на мгновенье напрочь забыл о черной воде, мертвых деревьях и белоснежных волосах. Забыл о прикосновении ледяного лезвия к коже, о своем разбитом сердце и нестерпимой боли в душе.
В эти секунды он чувствовал лишь теплое прикосновение губ Дороти, ее нежную шею под своими пальцами, ее мягкие волосы, ее упругое тело, которое он нежно прижал к себе.
Он снова стремительно падал и опять не испытывал при этом ни капли страха и паники. И опять наслаждался тишиной, любуясь солнечными лучами.
Но падение резко прервалось, когда в дверь вдруг постучали.
– Дороти? – позвал Роман. Деревянная дверь слегка приглушила его громкий голос. – Дороти, ты там?
Эш открыл глаза, и мир вновь вернулся на круги своя.
– Нельзя, чтобы он тебя тут увидел! – прошептала Дороти, приоткрыв глаза.
Эш взял ее ладонь в свои. О том, что на самом деле может значить появление Романа, и том, что ему тоже известно настоящее имя Дороти, ему и думать не хотелось.
– Пойдем со мной, – жарким шепотом проговорил он. Больше он ее ни за что не оставит.
Дороти широко распахнула глаза.
– Но…
– Пожалуйста, – с отчаянием взмолился он. Его щеки залила краска, но взгляда он не отвел. – Я был не прав, когда запретил тебе остаться с нами. Ты нам не чужая, Дороти. Пойдем со мной. Возвращайся к нам.
В дверь вновь постучали.
– Дороти?
Ручка двери угрожающе затряслась.
– Я… – Дороти со смутной тревогой посмотрела на дверь. – Я не могу.
Эти слова хлестнули Эша, точно плеть. Неужели Роман и есть та причина, по которой Дороти решила остаться здесь?
Всерьез думать об этом не было никаких сил, и он отмахнулся от этой мысли.
– Я вернусь, – пообещал он, крепко сжав ее руку. – И очень скоро.
И, проворно метнувшись к маленькому окошку, распахнул его и выпрыгнул в черные волны, плескавшиеся внизу.
15
Дороти
Дороти выпрямилась, судорожно дыша, и в нерешительности поднесла руку к лицу. На губах еще остался вкус губ Эша, а на теле – тепло его рук.
Он позвал ее с собой! Он видел, во что она превратилась, – но это его не остановило!
Но почему же она отказалась?
Дороти зажмурилась. Еще мгновенье назад все ее мысли были об Эше, но теперь к ним примешались другие. Ей вдруг вспомнилась «Вторая звезда» – его машина времени. Вспомнились Зора, Уиллис, Чандра и то удивительное чувство, которое она испытала рядом с ними.
Ей казалось, что она в их кругу своя. Никогда прежде – ни до, ни после – с ней такого не случалось. В те минуты ее не оставляла уверенность, что она наконец нашла свое место и оно рядом с Эшем и его друзьями. Она ни капли не сомневалась, что наконец обрела дом.
Но тут в памяти всколыхнулись другие, более свежие воспоминания.
Вот она стоит на сцене бального зала в отеле «Фейрмонт», а горожане разразились аплодисментами.
Роман своим уверенным и звучным голосом рассказывает собравшимся о планах Цирка по спасению города.
То, о чем она когда-то читала в учебниках истории, становится явью, и ее вдруг охватывает ощущение собственной силы.
Завтра ей предстоит изменить мир. И почему Эш позвал ее только сейчас? Когда уже слишком поздно?
В оцепенении она открыла дверь.
На пороге стоял Роман в элегантном черном смокинге и белом галстуке-бабочке. Дороти вспомнила, что этот самый наряд носил на съемках фильма «Кейн и Мейбл» в далеком 1936-м Кларк Гейбл. Роман украл его из гримерки актера, как только съемки завершились.
Дороти вспомнилось, каким Роман был год назад – совсем еще мальчишкой, худым и голодным, с куцей бородкой и бегающим взглядом – и ее охватила гордость за него. Год назад смокинг смотрелся бы на нем нелепо, но сейчас Роман выглядел сногсшибательно. Истинный властитель душ и спаситель Нового Сиэтла!
Но минута гордости быстро закончилась. Роман оказался не один. Рядом с ним стоял Мак Мерфи – приземистый, тучный мужчина в костюме не по размеру и пышном галстуке. За ухо у него была заткнута незажженная сигарета. Он опирался на костыли, а на бедре у него белела плотная белая повязка, на которой обозначилось коричневатое пятно крови.
При виде его Дороти с трудом спрятала улыбку. Судя по пятну, рана была огнестрельной. Дороти и сама не раз с удовольствием представляла, как стреляет в Мака, и ей сразу стало очень любопытно, кому посчастливилось нажать на курок в реальности.
– Мак! – воскликнула она, силясь скрыть ликование. – Какая честь! Чем обязана?
Мак подался вперед, нагло вторгнувшись в ее личное пространство. Дороти захотелось отступить на пару шагов, но она испугалась, что он воспримет это как приглашение войти, а ей меньше всего на свете хотелось тесниться в крохотной уборной с Маком Мерфи.
Поэтому она осталась стоять, где стояла. Мак был так близко, что они почти соприкасались. В нос ей ударил запах дешевого одеколона, но она не шелохнулась. Мак неуклюже схватил ее за руку и мазнул своими мясистыми, потрескавшимися губами по ее костяшкам. Роман содрогнулся от отвращения.
«Скажи спасибо, что тебя он целовать не захотел», – чуть было не съязвила Дороти, но прикусила язык.
– Вы, как всегда, чудесно выглядите, мисс Фокс! – сказал Мак, одарив ее жуткой улыбкой.
– Взаимно, – отозвалась она, с деланой неспешностью отнимая руку от его губ, чтобы он не догадался, до чего ей противен.
Роман поправил бабочку, слегка ослабив узел на шее. Ему явно было не по себе.
