Хайретдин замолк, ожидая ответа наместника на высказанное послание, смиренно попивал кофе, скрывая волнение. Головлёв задумался, уставившись невидящим взглядом на посетителя. Нет, вопросов по продаже оружия не возникло, ответ ливанцам будет положительный. Кадровый офицер обдумывал, какие реальные меры нужны для обучения и вооружения армии эмира, чтобы та смогла противостоять туркам. Нужно ли предложить обучение ливанских офицеров в Петербурге, или достаточно направить батальон советников в Ливан? За какой срок удастся обучить офицеров, а затем «натаскать» остальную армию, чтобы та не полегла в первом же сражении? Но подполковник стряхнул с себя задумчивость, чего это арабы в Петербург приплыли? Они же в Италии подвизались, выпрашивая помощь у Генуи и Венеции, даже в Папских землях отметились, намекая на помощь в борьбе с Турцией. Ещё полгода назад первые сообщения о поисках союзников эмиром Фахр-эд-Дином поступили по линии разведки. Ну, ливанцам мы сообщать об том не станем, хвастать не с руки.
– Я выслушал предложения эмира Ливана, уважаемый Хайретдин, думаю, через неделю смогу дать точный ответ. Свой адрес оставьте у моего секретаря.
Проводив псевдоараба, явно не имевшего отношения к Багдаду, хоть об этом говорила часть имени Хайретдина – «аль-Багдади» и являвшегося, скорее всего, ближайшим сподвижником самого эмира Ливана, Петро задумался. Он прикидывал, сколько ливанцев можно обучить в Петербургском военном училище, на чей курс их можно пристроить, кого поставить руководителем группы. Военное училище Новороссии становилось самым популярным учебным заведением Европы, особенно после последних побед русов. Кроме лучших ветеранов боевых действий и молодых дворян Новороссии, в училище пятый год обучали шведов, давних союзников Петербурга. После победоносной войны русов на материке даже консервативный Иоанн Васильевич, царь Руси, отправил два десятка боярских детей в Петербургское военное училище. Усилиями князя Острожского и агентов влияния из Польской империи на обучение третий год прибывали новые шляхтичи, исключительно православные. Петро не боялся обучать иностранцев, благо некоторые предметы были для них закрытыми, например, тактика партизанских и контрпартизанских действий, диверсионная война, идеологическая война и тому подобные опасные знания. Иностранцев обучали применению русского оружия и тактике «правильной» войны, что и без того давало значительное преимущество перед привычными для средневековья боевыми приёмами.
К осени 1592 года в Петербургский университет прибыли первые студенты-иностранцы. До этого молодое учебное заведение обучало одних русов, а европейцы по привычке поступали в Магаданский университет в Королевце. Конечно, там ближе, привычнее да уютнее, что немаловажно. Но, стремительное возвышение Новороссии, быстрый захват огромных территорий, лояльное правление и отсутствие жестоких казней, грабежей на оккупированных землях удивило европейцев. Особенно поразились все, кто сталкивался с русами, их великолепному образованию. Обычный выпускник детдома или военного училища обладал знаниями, поражавшими горожан и дворян бывшей Священной римской империи. Не только в точных науках, вроде арифметики и геометрии, но и в философии, экономике, религии. Практически все, без исключения, русы легко диспутировали с протестантскими и католическими деятелями, показывали отличное знание Евангелия и внятное понимание религиозных догм. Быстро прерывали все попытки запутать разговор некорректными примерами и логическими ловушками, что для средневековья подразумевало образование на уровне университета, как минимум.
Конечно, никто из военных русов не заканчивал университета, просто обучение в детдомах и военных училищах было поставлено на уровне миссионеров. Петро и Николай добились того, что из двадцати тысяч детдомовцев, перевезённых в своё время в Новороссию все, включая девушек, изучили стандартный набор православных догм, их отличие от католических и протестантских. Только так, даже в ущерб хорошим манерам, требовали воспитывать молодых детдомовцев офицеры-магаданцы. Пришлось тяжело, в том числе самим офицерам, которые патронировали по два-три детдома, лично общаясь с воспитанниками. Но на выходе Новороссия получила почти десять тысяч грамотных миссионеров, с гражданскими специальностями. То есть молодых парней, способных подать всем своим знакомым и соседям, в простой и понятной форме преимущества православия перед другими конфессиями. Выбрать из этого количества тысячу самых грамотных и толковых для участия в высадке на континент не составило труда для Петра.
Кроме того, магаданцы не забывали привлекать в свои учебные заведения и мастерские всех аборигенов, чьи имена могли вспомнить. Того же Френсиса Бэкона уговаривать пришлось добрых два года, в усадьбе отшельника, не желавшего иметь ничего общего с оккупантами-русами, побывали все старые магаданцы, да не по разу. В конце концов, лорд согласился преподавать в университете, на кафедре философии. Позднее удалось перетащить на кафедру физики ещё не знаменитого и молодого Галилео Галилея, затем Торричелли. Следующих учёных со всей Европы стали приглашать уже они сами, преподаватели университета, получившие возможность проводить фантастические для своего времени исследования. Некоторых, как того же Франсуа Виета, уговорить на переезд не удалось. Ещё бы, знаменитый юрист, приближённый советник двух французских королей, занимавшийся математикой для развлечения, наотрез отказался сотрудничать с недружественной страной. Не говорить же ему, что имя его сохранится для потомков исключительно благодаря баловству с математикой.
Так вот, в Петербургский университет с 1592 года потекли молодые умы из Европы, привлечённые успехами русов, их непохожестью на прочих европейцев да знаменитыми именами учёных из разных стран. Кожину, руководителю разведки и контрразведки, оставалось потирать руки, продвигая в студенты и преподаватели различных кафедр своих сотрудников. Не только для примитивной вербовки, хотя и её никто не исключал, но и для воспитания агентов влияния, заражения молодых заграничных умов русской свободой и равенством. Позднее Кожин шутил, что только для агентурной работы стоило ввязываться в войну на континенте, такими удачными оказались многие приобретения.
Венские эрцгерцоги Гогенцоллерны, это вам не какие-нибудь шведские короли, выходцы «из грязи в князи», с которыми Иван Грозный даже в прямую переписку вступать считал ниже своего достоинства, связывался через карельского воеводу. Это не покойная Елизавета Английская, отлучённая от церкви, с весьма сомнительными правами на трон. Гогенцоллерны за столетия своей власти умудрились породниться со всеми королевскими дворами Европы, подарив свои вытянутые лица, тяжёлые челюсти и толстые нижние губы доброй половине европейских королей и королев. Да и чёрт с ними, с вырождающимися королями, главным стало то, что после пленения Рудольфа Второго разведчики Кожина получили возможность прямого выхода на все королевские дворы Европы. Конечно, не через самих королей, а через их фрейлин, слуг, приближённых дворян. В результате через год после окончания боевых действий все королевские дворы Европы оказались под плотным информационным контролем Петербурга. Благо радиосвязь никто прослушивать не умел, скорость доставки сообщений находилась на высоте.
Количество же трофейных рукописей, скульптур, картин и прочего культурного «слоя», захваченных в Скотландии, Венеции, Священной римской империи, купленных и привезённых с юга Польской империи, Египта, Америки и Южной Африки, за последние годы росло в геометрической прогрессии. Запланированное строительство Петербургского музея пришлось расширять, и проектировать дополнительно Государственную картинную галерею, Государственную библиотеку, Государственный алмазный фонд. Все здания Головлёв решил строить в пять этажей, с запасом, чтобы лет на триста хватило, как минимум. Более того, с учётом обилия дешёвой рабочей силы, наместник задался идеей строительства в сорока верстах от Петербурга, в живописном уголке у слияния двух рек, культурного центра. Не столько из желания выпендриться, сколько из опасения городских пожаров.
