О, нет!.. Кристина застонала.
Течка.
Вот и она, любимая…
Но рано! Ведь рано…
Девушка зажмурилась и подтянула колени к груди. Дыши, Кристина, просто дыши…
Вдох… Ещё один вдох… ещё один…
В течке нет ничего страшного, естественный процесс.
Она справится с ней. Выхода нет. В конце концов, сколько времени она принимает таблетки? Должны же они дать какой-нибудь притупляющий эффект!
Или наоборот — так дадут откатом, что мало не покажется.
По тому, как стремительно тяжелело в животе и становилось дискомфортно между ног, Кристина пришла к неутешительному выводу — тормозящего действия не будет.
Жизнь бьет наотмашь.
Старалась крепиться. Из головы мгновенно исчезли все мысли про акции, про «Магнолию», про долг. Сначала она ещё сохраняла крупицы здравого смысла и даже хотела снова попытаться выйти на связь с похитителем. Черт, она даже его имени не знает.
Но стоило на кровати сесть, как трусики внезапно оказались ужасающе маленькими и неудобными. Кружево царапало кожу, а шелк врезался в нежную плоть.
Пискнув, Кристина снова завалилась набок, с той лишь целью, чтобы через минуту оказаться стоящей у кровати на коленях. На лбу выступила испарина. Девушка уперлась лбом в матрас и часто-часто задышала.
Между ног уже появлялся пока едва ощутимый зуд. И жар. Кристина снова плотно сжала бедра. Сможет ли она угомонить потребность кошки в партнере? Сможет ли пережить без потерь очередную течку?
Кристина знала ответы на эти вопросы.
Через полчаса всё тело девушки покрылось испариной. До кожи невозможно было дотронуться, до такой степени она стала чувствительной. Кристина по-прежнему стояла на коленях, пытаясь ещё бороться с природой. Запустив руки в трусики, раздраженно зашипела. Половые губы набухли, между ними было мокро. Очень мокро.
Природа требовала своего. И она не считалась с доводами разума.
Через час Кристина лежала на ламинате и тихо поскуливала, зажав руку между ног. Она, как могла, пыталась утихомирить потребность в половом акте, но пока у неё плохо получалось. Собственные пальцы не были в состоянии дать желанное облегчение.
Одежда доставляла немыслимый дискомфорт, и, проклиная всё на свете, Кристина остервенело принялась стаскивать платье, разрывая его то и дело выступающими когтями. Кошка жаждала выбраться на свободу и найти самца, под которого можно будет лечь.
Оставшись в одном нижнем белье, Кристина со слезами злости на глазах поняла, что ничего не изменилось. Кожа по-прежнему горела, а между ног набухло ещё сильнее. Казалось, в трусики насыпали раскаленных углей. Соски так же напряглись, груди потяжелели, бюстгальтер доставлял дискомфорт, уже не справляясь со своей функцией.
Его тоже к черту…
Расстегивать застежки Кристина не удосужилась. Содрала его с себя, оставляя на плечах некрасивые полосы от лямок, что впивались в нежную кожу.
Остались только шелковые трусики.
Как последняя преграда на пути к безумию.
К пропасти.
Кристина с отчаянием и злостью посмотрела на дверь.
Она скоро откроется.
Ведь откроется.
Девушка не сомневалась.
Тот ублюдок снова придет к ней.
И что тогда…
Что тогда?
Кристина снова запустила руки в трусики и принялась энергично теребить клитор, в надежде на хотя бы небольшое облегчение. Бесполезно. Желание и зуд между ног увеличились, низ живота тянуло, дыхание рвано вырывалось из груди.
Сколько продолжались метания и страдания девушки, она определить не могла, полностью перестав ориентироваться во времени. Перед глазами повисла пелена, постепенно окрашивающаяся в кровавый цвет. В какой-то момент и трусики незаметно исчезли с тела Кристины. С большим трудом снова забравшись на кровать, лежала в забытьи, раскинув ноги. Одна рука — между бедер, вторая — теребила сосок. Полустоны и полушипение срывались с пересохших губ.
— Прелестная картина. Прелестная…
Мужской голос заставил её вздрогнуть и с облегчением выдохнуть.
Вот оно спасение… Освобождение…
Сейчас ей станет легче… Сейчас… Её приласкают, в неё войдут… ей подарят успокоение…
Кристина призывнее развела ноги, показывая себя во всей красе. Влажную. Набухшую.
Рвано вырвалось из мужской груди полное огня звериное дыханье. Опаляло тонкую кожу коленей.
Кристина лежала с закрытыми глазами, полными слез. От напряжения и борьбы, что она вела сама с собой на протяжении нескольких часов, капилляры полопались, и теперь появилось чувство, что в глаза насыпали песка. Такое знакомое ощущение. Такое забытое… Кошка внутри бесновалась, требуя удовлетворения её звериных инстинктов. Она извивалась, царапалась и кусалась, отчего количество неприятных ощущений только увеличивалось.
Мужской голос воспринимался через кристаллическую призму, делился на непонятные отрывки, звуки.
— Сама приглашаешь… Мммм… Разве тут можно отказаться?
Горячий язык коснулся колена.
Кристина зашипела и выгнулась дугой.
Трогай… бери… дай освобождения…
Никогда за последние семь лет Кристине не было так хреново. Не плохо — именно хреново. Казалось, её всю выворачивают наизнанку, лишая воли и разума. Девушка даже согласна была бы на перекидывание, но из-за того, что долго принимала таблетки, трансформация происходила частично. Прорывались наружу когти и клыки, даже хвост и кошачьи лапы. Полностью тело не менялось. И это было адски больно. Приходилось тратить последние силы на возвращение в облик человеческий.
А её предупреждали! Нельзя пить таблетки годами. Но она же самая умная, чхать она хотела на предупреждения! Гордая, мать её ети, не будет выходить на ночные гулянья и ложиться под первого встречного.
Хватит, один раз было.
Но откат… Это же невыносимо! Невыносимо…
Кристина попыталась открыть глаза, низ живота пронзила резкая боль, и девушка снова выпустила когти, в который раз вспарывая несчастный матрас. Между ног не просто жгло. Говорят, во время инквизиции для ведьм придумывали особо изощренную пытку — «Железный цветок». Раскаленные до красна щипцы, по форме напоминающие нераскрытую розу вводили в женское лоно особо неподдающимся заключенным. Кто выживал — сознавались во всех преступлениях против святой инквизиции. Вот так себя Кристина и чувствовала.
Мерзко. Гадко. Не принадлежащей себе.
Было бы проще, если бы она перекинулась. Тогда, по крайней мере, она перестала бы понимать, что происходит. Инстинкты зверя заглушили бы разум.
Позволили забыться. А тут…
