Где-то в глубине души Кристина понимала, что не только мужчина повинен в её бедах. Она сделала его «козлом отпущения», никак не иначе. Намного проще винить в неприятностях кого-то другого, чем честно признаться, что ты смалодушничала, поддалась на уговоры, пошла против совести и жизненных принципов. За что и поплатилась. Закон жизни, он справедлив. И сейчас главным для девушки становилось не усложнить ещё больше. Не сделать ошибок, за которые она будет расплачиваться всю жизнь.
Хватит ей и тех, что она уже совершила.
Продолжая издеваться над волосами, беспощадно дергая их вниз, Кристина в очередной раз приказала себе собраться и успокоиться. Эмоции, тем более негативные, не лучшие советчики. Да и воображение с памятью тоже сейчас выступали не на её стороне…
…Дореченчев обнаженный… Струи воды стекают по его накаченному телу…
…Его возбужденный член гордо прижимается к животу…
…Прерывистое дыхание волнует и сбивает с мыслей…
От негодования Кристина до крови прикусила губу. Сколько можно терзаться! Если она и дальше будет вести себя подобным образом — истерить, бросаться из крайности в крайность, то ещё больше запутается.
Девушка выпрямилась и протяжно выдохнула.
Всё хорошо. Да, всё хорошо.
Она с достоинством вынесет испытания, что выпадают на её долю, не сломается, выстоит, а потом забудет их, как кошмарный сон. Вычеркнет и Дореченцева, и похитителей из головы. Приедет к бабушке, запрется у неё в доме и на несколько месяцев с головой окунется в творчество. Выплеснет на холст все эмоции, что терзают и ещё будут терзать её душу и израненное сердце. Время и творчество лечат. А потом, по истечении полугода или даже года, она успокоится и заживет дальше нормальной полноценной жизнью.
Наверное, заживет.
Что знала Кристина точно — никаких таблеток. Никакого подавления её кошачьей сущности. Полный контроль над своей жизнью.
И определенно, она не позволит более никому собой манипулировать. Сама будет принимать решения.
Осталось лишь потерпеть какое-то время.
В душе снова всколыхнулась злость на Дореченцева. Почему он не скажет, сколько ей с ним «расплачиваться»? Ему доставляет удовольствием играть с ней, забавляться. Мучить её.
В голове мелькнула совершенно абсурдная мысль — словно он мстит ей за что-то… За то, что она согласилась на уговоры брата? Глупости. Семен не знал ни её саму, ни её жизненных принципов. Он взрослый мужчина, матерый кошак, успешный бизнесмен. С чего ему таить обиду на незнакомую девушку?
Одни вопросы, на которые не стоит искать ответы.
А стоит приготовиться.
Потому что дверь ванной открылась.
— Прелестная картина. Тебе идет моя майка.
Голос Дореченцева словно резанул по натянутым нервам.
Удивило другое — эту фразу он произнес без насмешки. Не слышалось привычной иронии. Он словно констатировал факт, и только.
Кристина стояла к нему спиной. Обернуться? Оставить всё как есть?
Луна, помоги!
Девушка решилась на первое.
Медленно, удерживая полотенце на голове, обернулась.
И невольно сглотнула от представшей перед ней картины.
Да что же это такое…
Семён, в отличие от неё, не обременял себя лишней одеждой. Он вышел из ванной полностью обнаженным. Лишь на широких плечах спокойно покоилось белоснежное полотенце. Прикрывать бедра не счел нужным.
И Кристина снова смогла лицезреть его половой орган во всей красе. Он по-прежнему находился в возбужденном состоянии. Красивый. Сильный. Обещающий удовольствие.
Как ни печально было признаваться, Кристина считала Дореченцева привлекательным мужчиной. В ней заговорил художник. Она привыкла подмечать красоту. Любоваться ей. Запечатлять на холсте. А как ни крути, перевертыш, в чьей власти она оказалась, был хорош.
С него хоть картины пиши, хоть скульптуры лепи.
Про кошку она и вовсе молчала. Та жалобно заскулила, снова увидев мужчину обнаженным.
— За неимением лучшего, — стараясь сохранять видимое спокойствие, ответила Кристина.
И всё же её сердце предательски ёкнуло, по крови заструился огонь, грозящий рано или поздно сжечь, когда она увидела, как мужчина с нечитаемым выражением на лице направился в её сторону.
Что он задумал? Обнаженный и возбужденный!
Что ему снова от неё надо?
У них уже состоялась баталия в душе, она заслужила небольшую передышку!
Пришлось приготовиться. Другого варианта у Кристины не было.
Пока Семен к ней приближался, девушка забыла, как дышать. Она не могла видеть себя со стороны, но в это время выглядела, как взъерошенный воробушек. Настороженный, испуганный взгляд и руки, судорожно сжимающие края полотенца. Тело дрожит.
Глаза Семена потемнели. В них закипела страсть, потребовала выхода… Рано. Слишком рано.
Он поравнялся с Кристиной, едва ли не с равнодушием обошёл её, так же, как и она минутой ранее, распахнул шкаф и достал из него домашние штаны. Не говоря ни слова, надел их.
И лишь потом повернулся к Кристине, молчаливо наблюдавшей за ним. Её прерывистое дыхание будоражило его зверя, пробуждая в нем первобытные инстинкты самца, вышедшего на охоту за своей самкой.
Чего стоили эти минуты Семену — известно лишь ему одному. Но, несмотря на обуревавшие его эмоции, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Через час доставят твои вещи.
Они снова находились очень близко. Опасно близко.
Как остро почувствовал её дыхание на своей коже…
Её запах, обволакивающий, будто изысканный тонкий аромат…
Она сама, как самое большое искушение…
Кристина, пребывая в растерянности, борясь с желанием тотчас рвануть куда-либо, неважно куда, лишь бы подальше от этого большого опасного перевертыша, что с каждой прошедшей минутой всё больше разрушал её жизнь, усилием воли заставила себя остаться стоять на месте. Она знала — от неё пахнет страхом. Она ничего не могла поделать со своими эмоциями, и от этого расстраивалась ещё больше.
Опустив руки и комкая полотенце, она негромко сказала:
— Хорошо.
— И да. Мы сегодня покидаем Монако.
А вот эта новость совершенно не понравилась Кристине.
И всё же она задала вопрос, на который знала ответ:
— И куда же мы полетим?
— Ко мне, на Родину.
Кристина сдерживалась из последних сил. Хотелось высокомерно бросить ему в лицо, что она никуда с ним не поедет, и он её не заставит. Но взглянув в холодные карие глаза, которые сейчас пристально за ней наблюдали, она поняла — заставит. Каким образом — ей лучше не знать.
