Внутри него бушевала буря. Опасная. Страшная. Одно неверное слово, и она вырвется на свободу, сметая всё на своем пути. Не щадя никого. Во рту появился металлический привкус. Самое хреновое в данной ситуации то, что Семен едва сдерживал себя.
И в чем?
Он желал врезать Серому. Ударить того в лицо. Сломать нос. Пустить кровь. А после вгрызться в глотку и вырвать кадык.
Семен закрыл глаза, приказывая себе успокоиться. Что с ним такое, мать вашу? Периодически у него, как у любого нормального мужика срабатывало желание ввязаться в драку, доказать другому самцу, что он сильнее, что он прав в том или ином вопросе. Да просто, расставить точки над «i» именно таким способом. Выплеснуть адреналин, после чего протяжно выдохнуть и угомониться. Естественное желание. Семен так делал ни раз и не два, особенно в годы юности. Да сколько они передрались с тем же Серым, стоя спиной к спине в драке с другими парнями, у которых адреналин и спиртное зашкаливали в крови. Правда, парни всегда были людьми. Он принимал их правила игры — не перекидывался.
Тогда почему именно здесь и сейчас у него возникло желание — нет, потребность! — наброситься на Сергея? Не наброситься… Уничтожить его.
Кровавая пелена застлала глаза. Утробный рык уже готов был сорваться с губ…
— Так что скажешь, Сёма? С кем она ушла? С родственниками? С отцом? Братом? — голос Серого врывается в сознание и производит эффект ледяного душа, возвращая Семена на гребаную землю и давая возможность одуматься.
Едва не набросился на друга. С ума сойти…
И из-за чего? Из-за запаха!
Да, запах хорошо, тут не поспоришь! Чистой девочки и грязного секса. Всё, что нужно здоровому оборотню, чтобы его член встал. Что, собственно, и произошло с Семеном. Хорошо, что за плотными джинсами невозможно рассмотреть.
Бред. Маразм.
Факт.
— Скорее всего, с отцом. Точно — по доброй воле, — Семен повел носом, принюхиваясь к ароматам, оставленным на вещах. С обонянием Семену повезло даже больше, чем с собратьям. Оно было острее, лучше. Он мог бы стать неплохим следопытом, в другие времена, конечно.
— Ну, и слава Богу. А то как-то так хреново на душе, — продолжал каяться Серый, и в тот момент Семен его отлично понимал.
Потому что нечто аналогичное испытывал и он сам.
А главное, и самое паршивое, заключалось в том, что он завидовал другу черной ядовитой завистью.
Что не он был этой ночью в этой долбанной гостинице!
Что не он лишал невинности ТУ девочку, от чьего запаха у него рвет крышу!
Не он!
— Пройдет, — жестко бросил Семен, направляясь к выходу.
На сегодня всё.
Ему надо оклематься. И подумать.
Но жизнь закрутила-завертела, и мысли о девочке, встреченной Серым на дороге, постепенно сгладились. Воспоминания о её запахе постепенно стерлись из памяти.
Это тоже было зря.
Их стоило лелеять и холить. Хранить. А лучше всего — найти обладательницу дурманящего запаха. Чуть позже Семен поймет, что допустил ошибку. Его люди нашли бы девочку за пару часов.
Он — именно он, не Серый! — упустил её тогда.
Возможно, эта история так и осталась бы в жизни Семена, как досадный момент. Мимолетное видение.
Если бы сам Серый не напомнил.
Шли года, и как-то, когда они были на отдыхе в Таиланде, выдалось несколько свободных деньков. Даже не так. Семен заключил свой первый крупный контракт, суливший ему существенную прибыль, и Серый уговорил его это дело отметить.
— Хватит работать! Правда, Сёма, хорош! Поехали куда-нибудь оторвемся?
Семен, скрепя сердцем, согласился.
В самолете он задремал, а когда проснулся, то, не без удивления, увидел, что его друг сидит рядом и быстрыми движениями рисует что-то черно-графитным карандашом на неизвестно, откуда взятом листе бумаги.
— Ты не брался за карандаш черт знает сколько времени, — лениво заметил Семен, наблюдая за сосредоточенными движениями друга.
— Что верно, то верно. Лет десять, а то и больше. Сейчас вот что-то нашло.
Семен попросил ещё выпить.
Заметив, что у друга выходит портрет, поинтересовался:
— Кого рисуешь?
Серый ответил не сразу, и его пауза сделала дополнительный акцент на важности изображенного.
— Помнишь ту девочку?
Семену не потребовалось уточнять, кого именно Серый имел в виду под «той». Мужчина напрягся. Память мгновенно выудила из закоулков воспоминания о придорожной гостинице. Давно это было. Или только вчера?
Внутри неприятно заныло, точно упоминание о неизвестной девочке каким-то образом касалось и его.
— Припоминаю, — стараясь казаться равнодушным, бросил Семен, откидываясь на спинку кресла и прилагая усилия, чтобы не выхватить у Сергея листок с черно-белым изображением.
— Вот и я, мля, припоминаю, — выругался Серый, с долей ожесточения заканчивая портрет. Последней точкой оказался сломанный стержень карандаша. — Не поверишь, сколько лет прошло? Четыре? А я до сих пор помню её глаза и чувствую вину.
Признание друга полоснуло по сердцу Семена. У того понятно, а он-то почему испытывает некую неприятную гамму чувств? Откуда она у него взялась? Где истоки? В запахе неизвестной девчонки?
Чувствуя, как в нем забурлила злость, Семен выхватил листок у Серого.
— Дай хотя бы взгляну на твою зазнобу.
— Была бы моя…
Семену показалось или в голосе друга проскользнула тоска?
Да что ж такое происходит?
Почему у двух взрослых мужиков сносит крышу от неизвестной девчонки, что пронеслась в их жизни легкомысленным ветром и исчезла? У них обоих было столько баб, что они сбились бы со счета, если бы таковой вели. Оба привлекательны, никогда не жаловались на отсутствие внимания со стороны женского пола. Практически, каждая девушка, что им приглядывалась, оказывалась с ними в интимной связи. И ни разу не было такого, чтобы они не поделили женщину.
Ни Серый, ни он не стремились пока обзаводиться семьями. Не нагулялись ещё. Сергей занимался вопросами безопасности Семена, последний строил свою империю. Не до серьезных отношений было. В свете всего этого ещё непонятнее, настороженнее возникал вопрос с неизвестной девочкой.
Семен приблизил к себе листок с её портретом и незаметно для себя замер.
Серый всегда хорошо рисовал. В детстве так постоянно. Его рисунки валялись по всего дому, и, как мать не ругала того за безалаберность и халатное отношение к порядку, ничего не помогало. Творческая личность, шутил друг. Карандаши и блокноты имелись в несчитанном количестве. В подростковом возрасте увлечение пошло на убыль. Появились другие интересы. А в зрелом — и вовсе забросил. Не до художеств стало.
