Более ей и не требовалось.
Грязно выругавшись, чем немало удивил Кристину, Семен прошёл к дивану и шумно опустился на него. Вытянул ноги, руки закинул за голову.
— И о чем конкретно ты хочешь поговорить? — в его голосе снова послышалась насмешка.
Хорошо, что Кристина стояла к нему спиной — на её лице отразилось отчаяние.
Она понимала, что идет вразрез со своими личными принципами, что ей не следует уговаривать мужчину, напротив, надо выпустить когти и вцепиться в его красивое самодовольное лицо. И тогда — да здравствует война! В которой она окажется проигравшей. Потому что женщина. И потому, что у него есть рычаги давления на неё.
Она выбрала путь компромисса. Для кого-то этот путь и не делает чести, но она устала воевать.
— Обо мне. О тебе и вашей договоренности с Арманом. О том, для чего тебе она нужна была. О словах, что ты бросаешь в минуты страсти… Что не отпустишь меня и что я твоя. И о том молодом человеке, что пришёл поздороваться с тобой… Ты знаешь нашу историю, верно?
Губы Дореченцева растянулись в холодную улыбку, более походившую на оскал.
Да что с ним происходит?
— Знаю, — огрызнулся Семен, отчего Кристина вздрогнула. Он разговаривал с ней по-разному, очень мало — приветливо, но чтобы в таком тоне… с такой злобой… Кристине показалось, что её ударили наотмашь.
Все благие намерения о компромиссе и примирении испарились.
— И молчал? Ты до сих пор молчал? — она положила руку на горло.
— А что я должен был говорить, девочка? Что был в придорожном отеле, где мой лучший друг лишил тебя невинности? Что я пропах запахом вашей страсти и что этот долбанный запах навсегда въелся мне в мозг?
Если Кристина думала, что познала все грани его ярости, она ошиблась.
Сильно ошиблась.
Если бы можно было убивать взглядом, она бы сейчас лежала на полу мертвой.
Кристина растерянно моргнула, напрочь забыв про кофе. Удушающая волна чужой ненависти парализовала тело.
— Но как… — только и смогла проблеять она.
— Как? — продолжил плескаться яростью Дореченцев, даже не меняя позы. — Серега вышел из номера, пошёл вам за завтраком, ты в это время уехала с кем-то, и Серый, чтобы удостовериться, что тебя не увезли силой, привез меня в отель. Знаешь, Кристина, это было очень мило. И познавательно.
У Кристины от его признаний поплыло перед глазами, и, чтобы не потерять сознание, она с силой вжалась в столешницу.
Признание Дореченцева окончательно выбило почву из-под ног, и она уже не знала, что хуже — недоговорки или услышанная правда.
— По… познавательно?
У неё в голове не укладывались его слова. Дореченецев был в отеле, где она с незнакомцем провела свою первую ночь. Где она дрожала от страха и от наизнанку выворачивающего её возбуждения. Где она потерялась в собственных эмоциях. И откуда бесконечно рада была уехать на следующее утро.
— Да, познавательно, — казалось, Семен даже и не думал менять тона. Каждое его слово было, как тонкая острая игла, впивающаяся в нежную кожу. — Потому что первое, что я почувствовал, войдя в номер, так это, как меня скрутило от непонятных эмоций. Ярость, гнев, сожаление, радость и… возбуждение! Я, взрослый мужик, никогда ранее не наблюдавший за собой никаких извращенских потребностей, возбудился от запаха твоих секреций! Это нормально, как ты думаешь?
Он всё же сменил позу — теперь подался вперед, положив руки на колени. Его поза выглядела откровенно угрожающей. Один рык — и он снова будет рядом. И уже пощады ждать не придется.
— Мне было шестнадцать, — негромко отозвалась она. Её воспаленное воображение живо нарисовало картину, где двое взрослых мужчин стоят посредине неприбранной комнаты — смятые простыни, разбросанные подушки, грязная одежда. Кровь отхлынула от щек девушки.
— И что? Думаешь мне от этого легче, девочка? Рядом стоит друг, кается, что не сдержался, что ему стыдно за то, что он совратил малолетку-перевертыша, у которой явно была течка и чувствует себя последним ублюдком. А я стою и думаю лишь о том, как не свернуть ему шею! Серому! Моему лучшему другу!
— Семен, перестань, — глухо попросила Кристина, сильнее сжимая пальцами собственное горло. То, что она слышала, ужасало. Но то, что она услышит дальше, — Кристина не сомневалась, продолжение последует, — и оно её ещё больше шокирует.
— Нет, уж, — губы Дореченцева растянулись в предвкушающей улыбке. — Ты хотела поговорить, хотела правды, так давай — слушай.
— То, что ты говоришь… То, как ты говоришь… Это…
— Это тебе не нравится, да, девочка? — бесцеремонно перебил её. — А я с этим жил! С осознанием того, что мой лучший друг поимел девушку, предназначенную мне!
Кристина закрыла глаза.
Бежать… бежать… бежать…
Догонит.
— Тебе? — её голос окончательно осип.
— Да! А ты ещё не поняла? Хотя в этом я с тобой солидарен — я тоже не сразу понял. Иначе бы бросился по твоему следу, нашёл тебя, шестнадцатилетнюю, и ты давно бы жила со мной и нарожала бы уже мне детишек! И мне бы не пришлось сейчас оттаскивать от тебя мужика, жадно вылизывающего твои сочные складочки!
Его слова обрушивались на Кристину камнепадом. И не было от них спасения.
— Хватит…
— Что хватит, девочка? С чего столь резкое желание прекратить разговор? Так мы его только начали! И, кстати, нажми на кнопку на кофеварке, будь любезна.
Кристина, цепляясь за край столешницы, подошла к машинке и запустила её. Девушка стояла спиной к мужчине, что пылающим взглядом вспарывал кожу на её теле, обнажая душу.
— Мне продолжать разговаривать с твоей спиной, Кристина?
Девушка медленно повернулась. Она поняла — пока он не выговорится, не скажет всё, что считает нужным, не успокоится.
Ей оставалось только молиться Луне, чтобы та дала силы выслушать его.
И принять правду.
«Предназначенную мне…»
Два слова, огненным клеймом отпечатавшиеся у неё в голове.
— Ты хочешь сказать, что я — твоя пара? — кое-как выдавила она из себя.
— Вот именно это я и хочу сказать! — ярости в его голосе не поубавилось не на йоту.
— Понятие пары давно исчезло…
— Ты кого сейчас пытаешься в этом убедить — меня или себя?
Его янтарные глаза сверкали огнем. Опасным огнём. Кристина плавилась под ним, теряя себя.
— Хорошо… хорошо… Допустим, я — твоя пара… Допустим… И ты это понял семь лет назад. Но как ты сейчас узнал, что я — та девушка?
— Серый неплохой художник. Он как-то нарисовал твой портрет.
Семен планомерно уничтожал все пути к отступлению.
