На секунду она испугалась, но потом вспомнила, что ее не должна больше волновать эта проблема.
Теперь Миклош защитит ее от всего тяжелого и неприятного, что есть в этой жизни. Веста знала, что в объятиях графа забудет обо всем, что любовь его будет хранить ее от бед.
— Я люблю его, я люблю его, — шептала Веста. Что ж, пусть им придется жить в нищете, в чужой стране. Однако ей вовсе не хотелось, чтобы граф страдал из-за нее.
Но тут Веста вспомнила огонь, горевший в его глазах, и поняла, что она значит для Миклоша все, так же как он для нее.
— Мы единое целое! Мы чувствуем одинаково, мыслим одинаково! — Больше всего Весте хотелось, чтобы граф был сейчас рядом и подтвердил, что это правда.
После полудня, в тот момент, когда Веста выходила из кухни, чтобы привести себя в порядок перед ленчем, она услышала, как к дому подъезжает экипаж.
Снаружи послышались голоса. Веста быстро юркнула в гостиную и затаила дыхание. Неужели граф уже вернулся?
Для опытного наездника на хорошей лошади до Диласа было три часа пути. Неужели он уже успел переговорить с принцем и вернуться за ней?
Веста едва сдержалась, чтобы не выбежать в зал. Дверь гостиной отворилась, и вошел Жозеф.
Он держал в руке серебряный поднос, на котором лежал конверт.
Веста взяла конверт и подошла к окну, чтобы прочитать письмо. От волнения буквы расплывались у нее перед глазами.
Почерк был четким и разборчивым — именно таким и должен быть почерк у графа.
— Такой же, как сам Миклош, — прошептала Веста и приступила к чтению.
«Сердце моего сердца, душа моя, жизнь моя! Все идет гладко, и я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Принц пожелал увидеть тебя, но, к сожалению, я не могу приехать за тобой сам, как мы договаривались. Я прошу тебя, дорогая, простить меня и как можно скорее приехать во дворец в экипаже, который я прислал.
Революция подавлена, в городе ликование, а я ликую при мысли, что скоро увижу тебя.
Не разговаривай ни с кем, пока не увидишь меня, и поторопись, моя маленькая, моя чудесная богиня, потому что каждая секунда без тебя — словно века вне времени. Припадаю к твоим ногам.
Миклош».
Веста дважды перечитала письмо, а затем сказала ожидавшему ответа Жозефу:
— Я должна ехать в Дилас. Глаза ее сверкали.
— Насколько я понял, кучерам дали соответствующие указания, благородная госпожа. Но если вы позволите людям отдохнуть немного перед обратной дорогой, будет лучше и для них, и для вас.
— Да, конечно, я понимаю, — произнесла Веста, подавив в себе желание воскликнуть, что они должны отправляться немедленно.
— Ленч для благородной госпожи уже готов, — напомнил Жозеф.
Веста заставила себя пройти в столовую, где ей подали блюда, приготовленные ими с Доротеей.
Девушка заставила себя поесть спокойно и плотно, внушая себе, что ей предстоит дальняя дорога.
Но едва закончив трапезу, она поспешила наверх, надела жакет от дорожного костюма и шляпу с зелеными лентами.
Она вспомнила, как граф надел на нее эту шляпу и нежно завязал ленточки под подбородком. Как ее тронула тогда его забота!
Теперь, глядя на себя в зеркало. Веста жалела, что у нее нет другой одежды, чтобы предстать перед графом в чем-нибудь более великолепном.
Доротея и ее дочь постирали и погладили зеленый костюм и белую блузку.
Но женщинам не удалось отчистить от всех пятен, пыли и грязи юбку, в которой она спала две ночи подряд и путешествовала по горам.
Веста с сожалением думала об оставленном в Йено гардеробе.
«Я пошлю за своими чемоданами, — думала она, — и предстану перед Миклошем в самых лучших своих платьях, чтобы увидеть восхищение в его глазах».
Веста затаила дыхание, представив себе, как Миклош подхватит ее на руки и станет целовать в губы.
Ей казалось, что она сидит в гостиной уже несколько часов, когда снова появился Жозеф и сказал, что кучера и лакеи готовы тронуться в обратный путь.
Поблагодарив Доротею и ее дочь за их доброту, Веста прошла вместе с Жозефом к входной двери.
Граф прислал за ней легкий закрытый экипаж с большими колесами, удобными для путешествия по деревенским дорогам. Веста с восхищением разглядывала запряженную в него четверку великолепных лошадей.
Два кучера и два солдата, присланных охранять ее, поприветствовали Весту, сняв шляпы. Солдаты тоже сидели на превосходных скакунах. Конечно же, граф с его венгерской кровью отлично разбирался в лошадях.
«Скоро, очень скоро, — подумала Веста, — мы поскачем с ним вместе».
Когда-то она представляла себе, как будет кататься с принцем. Теперь же Веста точно знала — нет ничего прекраснее, чем скакать рядом с Миклошем, подставляя лицо ветру и наслаждаясь красотами его страны.
Она повернулась к Жозефу, чтобы поблагодарить его за все, что он сделал, и тут же пожалела, что не может дать ему денег. Но он, казалось, вовсе не ожидал этого. Жозеф вежливо поклонился, лакей помог Весте сесть в экипаж, и кавалькада тронулась в путь.
За ними двинулись четверо солдат, всю ночь охранявших дом.
Они ехали сзади, по обочине дороги, чтобы их не осыпало пылью из-под колес экипажа.
Веста подумала, что граф предпринял все меры предосторожности на случай нападения, и ей стало немного не по себе. Но затем она подумала, что он не стал бы писать об окончании революции, если бы это было не так, и беспокоиться ей не о чем.
Они спустились по склону холма, проехали озеро, где вчера граф наловил форели. Озеро мерцало в лучах солнечного света. Стая диких гусей взмыла в воздух, напуганная их приближением.
Затем они проехали по петляющей среди елей просеке и снова оказались на большой дороге.
Веста была уверена, что именно по этой дороге ее повезли бы из Йено, если бы ее встретил, как было намечено, барон Милован.
Теперь лошади, которые едва тащились по склону холма, шли умеренной рысью, которая привела бы в восторг соотечественников Весты.
Но ей казалось, что время тянется чудовищно медленно — потому что рядом не было графа.
Веста смотрела в окно и думала: «Это его страна. Этому миру принадлежит мой Миклош. И ради него я должна научиться любить и понимать этих людей».
Вдоль дороги стояли маленькие белые домики под красными черепичными крышами. Среди кукурузных полей и цветущих лугов, на которых паслись коровы и овцы, виднелись фермы, состоящие в основном из деревянных строений.
Над равниной возвышались горы с поросшими лесом склонами.
«Здесь так красиво, — думала Веста. — Как могут люди чувствовать себя несчастными в такой благодатной стране? Зачем им устраивать революции, бунтовать?»
