Весалия смеется звонко и зовет за собой. Хочу ее поймать, а она выскальзывает из рук и бежит босиком по густой траве. Ее нежные пяточки сверкают, а тонкая юбка из шелка кружится от легких движений, словно кровавое облако над зеленым полем.
Чуть впереди жена замедляется, оборачивается и говорит:
– Мои ноги устали, – опускает взгляд, а меня подбрасывает от ужаса и толкает назад. Я пытаюсь встать, но не могу. Вместо ног у любимой стеклянные колбы. Она делает шаг, и разлетается на мелкие осколки.
А рядом с ней лопаются мои дети. Я хочу остановить их, защитить, но не могу подняться. Толком и закричать не могу, рот будто ватой набит.
Осколки стекла врезаются в меня, режут мою плоть, мою суть.
Мое сердце.
Мрак затягивает меня и сдавливает холодными объятиями.
У Мириды дерзкий нрав. Она даже улыбается строго и только тогда, когда посчитает нужным. Хочу поцеловать ее, но она отстраняется.
– Твои поцелуи отравляют, Энзарио, – она хмурится, и на смуглом лице появляются морщинки. Жена гладит пальцами свои губы и заходится булькающим кашлем.
Пытаюсь ей помочь, подхватываю, но она утончается, сникает и растекается под пальцами белым молоком. Я смотрю на свои руки и не могу поверить, что любимой больше нет.
Тьма волочит меня за собой, дергая за шею, и бросает в пустоту.
Когда встаю на ноги, замечаю под собой тонкую трещину. Она змеится вперед и стремительно раскрывается. Я должен выбрать на какой стороне остаться.
– Энзарио-о-о… – зовут голоса справа. Мои жены, дети, друзья, сотни и тысячи знакомых лиц. Я их так люблю. Хочу к ним, без сомнений. Дернуться, побежать, быть с ними всегда. Но другой голос привлекает внимание. Тонкий, нежный…
– Энзо! – в нем столько страсти и отчаяния, что меня пробирает дрожью, а в грудь всего один раз ударяется черный уголек, который, как мне казалось, давно угас.
Я слышу молодой и мужской голос. Помню его, но никак не сложу в голове пазл и не пойму, кому принадлежит:
– Папа!
И еще чьи-то голоса:
– Брон, выбирайся!
– Капитан!
Но я никого не вижу с другой стороны трещины. Все они, будто за пеленой тумана, будто со мной говорят призраки.
А трещина растягивается, края обваливаются, камни и песок летят в бездну, и я уже готов прыгнуть вправо, к детям и женам, когда слышу снова нежный голос:
– Энзо, я люблю тебя!
Меня колышет от резонанса в груди. Я переполнен сомнениями и звенящей болью. Она распирает меня и травит.
А перед глазами всплывают лица: моей команды, друзей, Риччи, Федерико, Савьи. И в веренице живых людей я нахожу самого дорогого человека: Арию.
И когда я понимаю, что неосознанно живу прошлым, расщелина расходится и тащит вниз. Черные щупальца хватают за ноги и хотят сорвать меня в бездну и вечный мрак. В последний миг хватаюсь за край и повисаю со стороны ушедших.
Простите меня, мои милые и родные. Я вас очень люблю и никогда не забуду, но я выбираю живых!
Подтягиваясь, выбираюсь наверх, бросаю последний взгляд через плечо. Усопшие растворяются в молочной дымке.
Шаг, прыжок, и я лечу к своей фурии через пропасть. Расщелина огромная, как пасть зверя. И даже если не смогу схватиться за край, я знаю, что попытался. Я готов за них, за каждого, гореть в агонии вечно, только бы они верили в меня. И ждали.
Глава 43. Ария
Энзо падает на землю, обтянутый черной дрянью и облепленный древесной корой. Без сознания, сжимает в руке медальон.
Я дрожу от облегчения и слез, но времени нет. Ветки цепляются за одежду, рвут волосы и собираются впиться в плоть.
Выхватываю украшение. Оно горит огнем, бьется в руке, оставляя новый ожог, очередную отметину.
Поднимаю его над головой, и карта рвется вверх, скручивает меня, сдавливает и поднимает в воздух. Вспыхивает белым пламенем, бьет в дерево, выжигая в нем внушительную дыру.
Крохотный красный осколок врастает в грудь, выжимая протяжный болезненный крик. Дергаюсь, но жидкое золото держит крепко, а через секунду сворачивается.
А в сердце нарастает бушующее пламя, требует выпустить, освободить излишек магии.
Сила крошит меня, раскрывается огненным цветком, поджигает древесные стволы, крошит хребты пленников, бьет в нос запахом горелого мяса и костей.
Мир вспыхивает, языки пламени жадно облизывают вросших в деревья людей, а те воют и корчатся в агонии, пока огонь не превращает их в пепел.
Тонкие красные нити тянутся к медальону, оставляют на нем отметины, напитывают его новой силой, заставляют светиться и жечь меня сильнее.
А через мгновение мир темнеет, как разноцветный холст, залитый чернилами.
***
Прихожу в себя, укрытая чистым голубым небом. Энзо рядом лежит, не шевелится. Федерико сидит на камне и, едва заметив, что я пришла в себя, улыбается и подбирается ближе.
– Воды? – подносит к моим губам флягу, а затем кивает на Энзо. – Что с ним?
Я не знаю. Даже предположить не могу, потому пожимаю плечом. Говорить сейчас тяжело, в горле ком стоит, а в груди невидимый кинжал торчит. Будто кто-то вставил и провернул между ребрами.
Моряки слаженно поднимают капитана на шлюпку. Скадэ и Федерико помогают мне. Сдавливаю холодную ладонь Энзо и всматриваюсь в его лицо. Жду, когда он вздрогнет и откроет глаза.
Но любимый молчит и не двигается.
Закусываю губу, чтобы унять предательскую дрожь. Хочется кричать, но терплю, сжимаюсь в комок и даже не дышу, потому что каждый вдох причиняет мучительную боль.
Моряки заносят капитана в каюту и так же тихо удаляются. Даже Федерико уходит, слегка подволакивая ногу. Только Скадэ замирает в дверях, и я в его светлых глазах читаю немой вопрос: нужна ли мне помощь?
Я качаю головой и вымученно улыбаюсь.
Я справлюсь сама, как и всегда до этого, пусть ступает свободно.
Скадэ кивает, отскакивает в сторону, когда в каюту влетает Бикуль, все еще возбужденный торопливым бегством и кровью врагов.
Я вообще заметила, что мне почти не нужны слова, чтобы он и Федерико меня понимали. Магия, не иначе.
Или душевное родство пустило корни.
Стаскиваю одежду, аккуратно переодеваюсь в широкую пиратскую рубаху. Я хочу свободы, хотя бы в движениях.
– Бикуль, дверь! – командую строго, а сама иду в душ, за теплой водой.
Грудь давит и ноет, а я открываю сумку с лекарствами и достаю обезболивающий настой. Пью одним глотком, морщусь от противной горечи. Через несколько минут станет лучше.