Возымела ли действие его угроза — я уже не слушаю. Коридор сдавливает меня со всех сторон, обрушивается на голову низким потолком и все, на чем сконцентрировано мое внимание — слабые удары сердца Ши под моей ладонью.
Отсек регенерации.
Ши здесь — слишком частый гость, отчего в копилку дурных мыслей падает еще одна звонкая невидимая монета.
Где-то в соседней комнате Фэд занимается Корэксом лично, и, судя по протяжным всхлипам, ублюдок близок к последней черте.
Бардо тоже в долгу не остается. Полчаса назад он покинул отсек, оставив магистра и его жертву один на один. Друга потряхивало от гнева. Он хорошенько влез в сознание психопата, хотел вытащить признание, но вместо мозгов у Корэкса нашлась только мешанина разрозненных образов. Впрочем, без подарка Бардо ублюдка не оставил. На полную катушку включил все самые жуткие образы, какие только способен внушить человеку.
К концу Корэкс уже просто визжал на одной ноте и оставил под собой внушительную лужу. Бормотал, что человек сам может покинуть куб, если окажется «достоин».
Усевшись у открытой капсулы, я рассматривал, как лицо Ши искажается то ли от боли, то ли от удивления, то ли от страха.
Иногда она вздрагивает, даже поднимает руку, будто хочет до чего-то дотянуться. Тонкие пальцы хватают воздух, и ладонь безвольно падает на живот, чтобы до судороги в мышцах сжать промокшую от пота рубашку.
Я не сразу понимаю, что цепляюсь за собственные волосы и мну их в кулаках. Мне невыносимо смотреть на ее муки, невыносимо не знать, какие кошмары копошатся сейчас в ее голове, как клубок червей.
Я могу только беспомощно ждать, отчего хочется выть, рвать обшивку отсека и забраться на потолок.
От тихого шипения двери вздрагиваю и бросаю в сторону входа быстрый затравленный взгляд. Когда вижу Флоренс, то позволяю себе немного расслабиться.
Девчонка Фэда вызывает странное чувство покоя и безопасности, и даже ее напускная нелюдимость не может скрыть переживание и желание помочь. Она молча достает из блока на стене специальные салфетки и два инъектора — Ши мучается от жара и приходится сбивать его лекарствами.
Она протягивает мне упаковку салфеток, чтобы обтереть испарину, а сама опускается на корточки и быстро вкалывает оба препарата. Ее руки не дрожат, а все движения отточены до какого-то жуткого совершенства.
Ворон отделяется от меня зеленоватым облачком, и я вижу, как Флоренс рассматривает его с каким-то жадным глубинным интересом. Она следит, как птица перебирается на плечо Ши и распластывается под ее подбородком, будто укрывает собой от невидимой опасности.
— Ты чувствуешь все, что и она? — вдруг спрашивает девчонка.
— Не сейчас. Куб мешает.
Флоренс кивает, и в отсеке становится так тихо, что можно услышать, как пыль на пол оседает. Мне кажется, что я замечаю горечь в ее взгляде. Болезненную и лихорадочную, как у человека, что впервые столкнулся с отчаяньем, и оно жрет его каждую секунду.
— Мне очень жаль…
— Не нужно! — резко поднимаю руку, вынуждая девчонку замолчать, — рано еще ее хоронить.
— Я не это имела в виду. Если бы мы пришли раньше…
— Никто не знал, что все так обернется, — я беру руку Ши в свою и она мне кажется слишком холодной, — хорошо, что Бардо вообще догадался рассказать Фэду о том,
как нас встретили.
— Магистр почти сразу отдал нам приказ выдвигаться. Волновался сильно.
— Фэд? Волновался?
Я не могу сдержать усмешку, отчего Флоренс краснеет до корней волос, а в глазах вспыхивают настоящие грозы.
— Он искренне ценит своих людей! — в ее голосе столько уверенности, непоколебимой решимости, что я растерянно раскрываю рот, да так и забываю его захлопнуть, — магистр — хороший, необыкновенный человек! Он на все готов, чтобы помочь своим пилотам в беде! Я…
— Ты зря теряешь время.
Девчонка вспыхивает еще сильнее — того и гляди дым из ушей пойдет.
— Не понимаю, о чем ты!
— Фэд любить не умеет, мелочь.
Остроскулое личико вмиг бледнеет, огонь в глазах будто гаснет и мелко дрожит нижняя губа. Флоренс встает в полный рост и медленным отточенным движением стряхивает с плеча невидимые пылинки. Поправляет выбившиеся из пучка черные пряди и идет к двери. Стук ее каблуков кажется мне оглушительным, точно Флоренс гвозди в пол заколачивает.
— Я загляну позже, — чеканит она и выскальзывает в коридор.
Как только дверь за ней закрывается, Ши глубоко вздыхает и сжимает мою руку до легкой боли. Ворон на ее груди нервно ерзает.
— Поиграли — и хватит, — шепчет она тихо, а куб, стоящий в изголовье, слабо вспыхивает и втягивает в каменное нутро черные жгутики.
Шиповник
Меня окружает запах лекарств и тягучая тишина, а кто-то мягко касается щеки чем-то влажным, отчего нос щекочет запах антисептика. Приоткрываю глаза и немного поворачиваю голову следом за нежным прикосновением. Лицо Геранта немного расплывается, а я не могу сдержать вздох облегчения, и в груди сворачивается теплый клубок.
Я так рада видеть двоедушника живым и невредимым, что хочется вскочить и броситься ему на шею, но тело слишком тяжелое, неповоротливое — невозможно даже руку поднять.
Желтые глаза пристально следят за каждым движением, ловят любое изменение, а под горлом свернулось что-то теплое и живое. Стоит только чуть шевельнуться, как ворон поднимает голову и пронзительно каркает, будто оповещая всех вокруг о моем пробуждении.
— Я до смерти перепугался, — Герант хмурится, между густых бровей появляется небольшая складка. Он всклокочен и взволнован настолько, что нервно комкает в руках салфетку, а через мгновение разрывает ее пополам, едва ли замечая, как ткань расходится под пальцами. — Думал, что уже не успею…
— Он ничего не смог мне сделать, — вымучено улыбаюсь и тычу пальцем в погасший куб. — Очень старался, но не вышло. Поможешь мне встать? — тянусь к двоедушнику и чувствую себя маленькой девочкой, которая умоляет взять ее на руки. — Ноги не слушаются.
Он подается вперед и подхватывает меня из капсулы регенерации, прижимает к груди так бережно, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы. У этих слез совершенно нет причины, но я не могу остановить горячие капли, скользящие по щекам и капающие вниз, на рубашку.
Я оплакиваю его потерю, которую сам Герант оплакал много лет назад. Оплакиваю его разрушенную жизнь, его боль и гнев, страх и стыд, его вечные сомнения.
«Нет-нет-нет, пожалуйста, пожалуйста…»
Его шепот звенит во мне, как может звенеть натянутая струна. В моем сне он так отчаянно просит Анну остаться. Не оставлять его, не уходить.
Точно так же, как я мысленно умоляла Севера не бросать меня, но у Саджи на все есть свое мнение. Богиня справедливости никого не забирает без причины. И, возможно, она отнимает дорогих людей, чтобы нас самих поставить на одну тропу, где мы, в итоге, и встретились.
