— Ох, — только и смогла сказать, когда почувствовала его глубоко в себе.
— Тебе нравится? — спросил он, двигая бедрами, то входя, то выходя из меня. Я только и могла что кивнуть, чувствуя каждый сантиметр его члена. Это было нереально круто.
Воронцов схватил меня за бедро той ноги, что опиралась на умывальник и начал вколачиваться еще быстрее. Наслаждение внутри все нарастало, словно спираль, еще чуть-чуть и…
— А-а-а-й! — заорала, почувствовав ослепительную вспышку боли, — #Цензура! #Цензура! #Цензура!
— Что? Марьямна, что такое? — в панике спросил Елисей, сразу же останавливаясь. И, если бы место позволяло, он бы отпрыгнул от меня куда подальше.
— Больно, — завопила я, согнувшись в три погибели.
— Что? Где? Я тебе сделал больно?
— Бедро… Судорога, — только и смогла промолвить.
Елисей тут же взял мою ногу и поставил на пол. Я едва не расплакалась, когда он сделал это. А потом с силой стал массировать. Мои пальцы сжались на раковине так крепко, что я боялась, как бы она не отвалилась. Твою мать, как же больно! Спустя некоторое время, которое по моим личным ощущениям тянулось часами, начала отступать, притупляться боль. Когда Елисей понял, что приступ прошел, он отпустил мою ногу и, уткнувшись мне в плечо, начал ржать. Да как он смеет? Это что, смешно?
Я передернула плечами, намекая, чтобы он замолчал, но тот начал смеяться еще больше! Какой дурак!
— Ничего смешного, — фыркнула я, — у меня ногу свело.
— Во время секса, — все еще смеясь, произнес мужчина.
— Нечего было наваливаться всем весом!
— Нечего было пропускать растяжку.
Мы уставились друг другу в глаза, и смех больше нельзя было сдержать. Боже мой, какой позор. Это же надо так.
— Первый и самый незабываемый секс в самолете, — отсмеявшись, сказал актер и поцеловал меня в висок.
Ручку двери дернули, и я тут же замера. Только этого не хватало, чтобы за дверью собрались зрители. Быстро поправила на себе одежду. Хотя, что может быть хуже судороги во время секса? Правильно — ничего. С покерфейсом повернула ручку и вышла из злосчастного туалета, хромая на одну ногу. Воронцов семенил сзади.
Подошла стюардесса, принесла нам кофе и подозрительного вида бутерброды, сказала, что мы скоро будем в Москве.
Я запретила себе думать и накручивать себя о том, что будет дальше. Что толку изводить себя? Лучше сидеть и наслаждаться обществом любимого человека, не побоюсь этого признания… Лучше запомнить каждую секунду сейчас с ним, чем сидеть и заранее грузиться.
А Елисей, вел себя, как Елисей. Подшучивал надо мной и при каждой возможности прикасался. Может, все не будет так плохо?
Но когда самолет сел, я поняла, что все будет даже хуже, чем я себе представляла…
Глава 20
Елисей
На выходе из аэропорта творилось настоящее безумие. Толпа неконтролируемых людей, выкрикивающих мое имя. Как они узнали, что я буду здесь? Все это выглядит очень подозрительно.
Только собирался выйти в самый эпицентр этого сумасшествия, как услышал, что Марьямна позади меня пискнула и поспешила обратно в здание аэропорта. Я тут же последовал за ней.
— Ты куда? — крикнул убегающей со всех ног девушке. Мои тренировки не прошли зря, вон, как рванула вперед.
— Это что там такое происходит? — резко остановилась, едва не налетел на нее. — Это же ужас! Кто все эти люди? Что им от тебя надо?
— Видимо, кто-то проболтался, что я лечу этим рейсом. Вот фанаты и приехали поддержать меня.
— Поддержать с чем? С тем, что решил вернуться обратно на Родину? Они пугают меня до черных точек в глазах.
— Не бойся, ты же со мной, — улыбнулся Астафьевой и притянул к себе за талию. Девушка отпрянула от меня и округлила глаза.
— Ты чего? А если эти увидят? — тыкнула пальцем в сторону толпы.
— И что? — стал наступать на нее, а она от меня.
— Мне, знаешь ли, тушка моя дорога. А если они увидят, что ты пытаешься меня наглым образом обмацать… Это в восторг их не приведет.
— Не дрейфь, Марьяша, — мне все же удалось поймать девушку в свои объятия, сжал ее талию, — Я не дам тебя в обиду.
Смотрим друг другу в глаза. А я не могу ни о чем другом думать, кроме нее. За время, проведенное вместе прикипел к ней нутром. К запаху ее привык, к теплу тела, к странным шуточкам и смеху задыхающейся чайки. Нравится мне она. Вся. А некоторые части — особенно. И главное, что с ней я чувствую себя — собой. Каким был до славы, до поклонников и миллионных контрактов. Она простая и рядом с ней дышу свободно. С ней я такой, какой есть. Елисей Воронцов, который любит есть жаренную картошку прямо из сковородки. А она Марьямна Астафьева, которая в любой момент готова достать вилку и присоединиться ко мне.
Наклонился и поцеловал Марью в шею. Опустил руки на ее попку и сжал.
— Может, продолжим то, чем заимались в воздухе, м?
— Руки забрал, Воронцов! Я не хочу хромать на обе ноги, — с ужасом сказала девушка, а я тихо засмеялся ей в шею и притворно вздохнул.
— Ну, как всегда, на самом интересном месте, — протянул голосом всеми известного попугая. Марьямна улыбнулась и поцеловала меня в щеку.
— Ладно, пошли, — потащил девушку обратно к выходу.
— Нет! Ты помнишь, что произошло после фото? И ты собираешься выйти из аэропорта со мной?
— Да.
— Нет.
— Да.
— Нет, — всплеснула руками и совсем по-детски топнула ножкой.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы твои фанатки подкараулили меня в подворотне и устроили расправу.
— Не нужно драматизировать, Марьямна. Максимум — они оттаскают тебя за волосы, — сказал, еле сдерживая смех. Астафьева смерила меня злым взглядом.
— Может, ты привык ко всему этому, Елисей… Но я не готова. Мне нужно морально подготовиться и… Выпить. Конкретно напиться.
Глубоко вздохнул. Я понимал, о чем она говорит. Это все слишком внезапно и неожиданно. Все эти снимки фотокамер, крики. Я уже привык ко всему этому и не обращаю внимания. Но Марьямна, как человек, который не имеет ничего общего с миром шоу-биза — в шоке. Не могу требовать от нее выйти туда со мной под ручку и перекроить привычную жизнь под меня. Это, как минимум, несправедливо. Нужно все делать постепенно.
— Ты права. Нам нужно разделиться.
— Мальчики — направо, девочки — налево? — с улыбкой спросила Марьяша.
— Вроде того, — улыбнулся в ответ.
— Ну, тогда иди, отвлеки их, а я поймаю такси и поеду домой, — предложила девушка.
— И тебе меня не жалко? Отдать на растерзание толпе?
