Дорога, по которой они ехали, была узкой и каменистой. Но лошади скакали довольно резво, и, по подсчетам Леоны, они уже проехали четыре или пять миль, когда карета внезапно остановилась и послышались громкие голоса.
Она выглянула из окна, и к своему удивлению увидела несколько людей, собравшихся у небольшой фермы.
Стоял жуткий шум, и она изумленно наблюдала, как двое мужчин тащат постельные и столовые принадлежности, прялку и одежду из дома, а две женщины и несколько детей кричат на них.
Люди с других ферм бежали по дороге, и лошади не могли ехать дальше. Теперь Леона с ужасом наблюдала, как двое, которые вынесли из дома всю мебель, поджигают крышу!
Трудно было понять, что здесь происходит. Одна женщина с ребенком на руках прокричала на гэльском языке:
— Thaтоclan air a bhi air amтип! Потом последовали гневные крики.
«Они убивают моих детей!» — перевела Леона и увидела, что кроме двух людей, поджигающих дом, там было еще трое полицейских.
Она вышла из экипажа.
Шум и крики были ужасны, но она видела, что женщины пытаются спасти хотя бы кур, которые были заперты в курятнике и могли быть зажарены заживо.
Как только ферма занялась огнем, какой-то человек бросился в полыхающий дом и выскочил оттуда, неся на руках полуголого, плачущего ребенка.
— Что происходит? Что здесь происходит? — спросила Леона.
Голос ее было почти невозможно различить во всеобщем гаме, но человек, одетый лучше других и явно обладающий авторитетом, вышел вперед и резко сказал:
— Вам лучше ехать дальше, сударыня. Я расчищу дорогу, чтобы лошади могли пройти.
— Что происходит? — спросила Леона.
— Этих людей выселяют, сударыня.
— Выселяют? — воскликнула Леона и тут же добавила: — Вы имеете в виду, что здесь происходит очистка земли?
— Его светлости нужна земля, сударыня.
— Для овец? — спросила Леона.
— А, да, так и есть. А теперь, сударыня, если вы сядете в экипаж, то сможете ехать дальше.
Человек, с которым она разговаривала, отвернулся, и Леона увидела, что кучер держит открытой дверцу экипажа и ждет, когда она займет свое место, чтобы продолжить путь.
— Помогите! Пожалуйста, помогите! — крикнула ей женщина. Мгновение она колебалась, собираясь ответить, но тут полицейский ударил женщину дубинкой, и та упала на землю.
Леона хотела пойти к ней, но стоило ей сделать несколько шагов, как рядом снова оказался человек, с которым она разговаривала.
— Пожалуйста, сударыня, уезжайте же наконец! — бросил он довольно резко. — Вы ей ничем не поможете, а его светлости очень не понравится, если вы станете здесь задерживаться.
Леона хотела вмешаться и запротестовать против такого обращения с женщинами и детьми, но каким-то образом она снова оказалась в экипаже, дверца была захлопнута, и лошади уже во весь опор скакали по расчищенной дороге.
Она выглянула из окна и увидела горящую ферму.
Затем она увидела, что другие люди, которые наблюдали за первым выселением, осознав, что то же может произойти и с ними, стали сами выносить мебель из своих домов.
Леона откинулась на спинку сиденья, она была на грани обморока от ужаса.
Она слышала разговоры о принудительном выселении с целью очистки земель с тех пор, как себя помнит, при этом всегда рассказывали о страшных способах, которые применялись.
Ее мать, обычно мягкую и спокойную, охватывал необоримый гнев, когда она рассказывала об этом, и часто она горько плакала от отчаяния.
Но Леоне всегда казалось, что так было давным-давно. Она и представить себе не могла, что такая невыносимая жестокость существует где-то до сих пор.
Мама часто рассказывала ей, как в 1762 году сэр Джон Локарт Росс сделал обязательным разведение овец на севере и по нечаянности уничтожил самую суть, дух высокогорных районов.
Пять сотен его шевиотовых овец выжили в суровом климате Шотландии, несмотря на то что все пророчили им гибель.
Но овцы прекрасно росли, и поскольку шерсть — товар довольно ценный, лендлорды усмотрели в разведении овец еще один источник доходов.
Многие шотландские лендлорды в то время были на грани банкротства, и вот они увидели в своих бесплодных землях и узких горных долинах прекрасное пастбище для овец.
Но, естественно, первой необходимостью стало очищение земель от людей, их заселявших.
Веками горцы сносили суровые зимы, занимались своими фермами, выращивали крупный рогатый скот.
Они не могли поверить в то, что теперь им придется оставить дома и уехать с земли, которую они считали своей собственностью.
Они обратились за помощью к вождям своих кланов — и не получили ее.
Многие не понимали, почему им надо перебираться ближе к морскому побережью и с трудом сводить концы с концами или ехать за море в неизвестный мир, где их ожидает полная неизвестность.
Их фермы поджигали прямо над их головами, а с ними самими обращались, как с преступниками.
С самого раннего детства Леона слышала рассказы о страданиях людей сначала в Сатерленде, а потом в Росс-и-Кромарти.
Для ее матери это было предательством всего, во что она верила, всего, что было частью ее наследия.
Но миссис Гренвилл находилась далеко от своей родины, и ей было достаточно сложно представить себе реальную картину того, что происходило там, было трудно понять, как же не оказалось никого, кто мог бы защитить горцев.
Все это происходило задолго до рождения Леоны, и только пять лет назад, в 1845 году, в газете «Тайме» разгорелись яростные споры относительно принудительного переселения людей в Шотландии.
Редактор Джон Делани выяснил, что девяносто крестьян в Росс-и-Кромарти были выселены из Гленкалви и им пришлось поселиться на церковном дворе, так как они лишились крыши над головой.
Прежде в «Таймс» не уделялось внимания принудительному выселению людей в Шотландии, но теперь Джон Делани сам поехал туда и оказался свидетелем издевательств над людьми из Гленкалви, .
Когда миссис Гренвилл читала вслух его репортажи об увиденном, слезы градом катились по ее щекам.
Мистер Делани выяснил, что все коттеджи в горной долине были пусты, за исключением одного, где умирал дряхлый старик.
Остальные люд» сидели на склоне холма: женщины аккуратно одеты, в красных или обычных платках на головах, мужчины — в своих клетчатых пастушьих пледах.
Погода была сырой и холодной, а людей выгнали из долины. У них было всего три повозки, на которые они усадили своих детей. Джон Делани писал, что все, происходящее в Шотландии, было результатом «холодной, бессердечной расчетливости, которая столь же отвратительна, сколь невообразима».
