Как оказалось, зря.
День с самого утра не заладился. Мира Львовна [D1] [D2] [D3] написала сообщение, что заболела и сегодня выйти на смену — на кухню — не сможет, а это значило, что готовить предстояло либо мне, либо срочно искать замену через кадровое агентство.
Вместо этого я предложила Павлу Несторовичу прогуляться по городу, перекусить в кафе или ресторане на реке, котором он очень много и часто упоминал. Однако мужчина наотрез отказался покидать родные стены, выказав недюжинное упрямство. Ему очень хотелось остаться дома именно в этот день, хотя дел совершенно не было. А это значило бы, что он запрется в своей библиотеке, будет читать весь день, не выйдет на прогулку, о которой настоятельно твердил врач и будет употреблять сушки и конфеты, о которых тоже был категорический наказ.
Душ в моей комнате сломался и умываться нужно было в гостевой на втором этаже, сантехник же ожидался только на другой день.
Бурча себе под нос, я шлепала на кухню, собрать завтрак, состоявший из полезной и здоровой пищи, как тут вдруг резко зазвонил стационарный телефон. Такое в доме случалось редко и потому я вздрогнула от неожиданности.
— Резиденция Павла Кац, — поздоровалась я учтиво, как учил Павел Несторович.
На том конце провода послышалось пыхтение, как если бы телефонную трубку передали бульдогу, а после нескольких режущих слух помех раздался приглушенный мужской голос:
— Жить тебе осталось недолго, даже не надейся.
Я замерла, испуганная этим необычным заявлением, как пригвождённая к стеклу бабочка у юного натуралиста.
— Кто вы? — выкрикнула, не надеясь на ответ. Голос сбился от тревоги.
В ответ раздался только неприятный смех и связь тут же оборвалась. Я почувствовала, как бледнею и перед глазами кружатся черные мушки — верный признак того, что от волнения повысилось давление.
— Асенька! Обед! — крикнул сверху Павел Несторович, и я вдруг подумала о том, что если сама так сильно разволновалась, что же будет с пожилым человеком? Поэтому, вместо того, чтобы подняться к нему в комнату и рассказать обо всем, я направилась на кухню, выпила очень крепкого чаю с сахаром, чтобы привести себя в порядок и пошла накрывать на стол.
После обеда я как всегда направилась в оранжерею, чтобы удостовериться, что там поддерживается комфортная температура, полить кое-какие растения и опрыскать кактус, «царицу ночи», который вот-вот готовился расцвести. Взяв в руки пульверизатор, я задумалась, а какое желание я бы загадала, если бы было возможно? Казалось, что вся моя жизнь сейчас встала на такие рельсы, о которых можно было только мечтать: работа мечты, прекрасный дом для проживания и чудесная компания. Вот только…Только сердцу чего-то отчаянно не хватало и даже самой себе, под покровом тьмы, я не могла себе признаться, чего конкретно мне не хватает. Это было бы уже слишком.
Но после этого страшного телефонного звонка одно желание я бы загадала точно: жить мне хотелось долго и счастливо!
Вяло поработав в оранжерее с цветами, я направилась в дом чтобы смыть с себя жару оранжереи, принять душ и по пути размышляя о том, кто и зачем мог бы угрожать Павлу Несторовичу. То, что угроза была не в мой адрес, я была почему-то уверена: ну кто решился бы угрожать бывшей выпускнице филфака? С другой стороны, зачем кому-то угрожать человеку, который находится на заслуженном отдыхе?
Именно из-за того, что все мои мысли были заняты подобными рассуждениями, я и не поняла, что происходит в комнате на втором этаже.
Я резко открыла дверь ванной на себя и только шагнув внутрь, поняла, что что что-то пошло не так: кругом были клубы пара, как обычно бывает, когда человек долго принимает контрастный душ. Я испуганно заозиралась, потому что в доме мы были с Павлом Несторовичем одни, а его на втором этаже точно не могло быть.
А спустя томительные секунды я увидела, наконец, КТО принимал душ в доме Павла Несторовича, в комнате, которой редко пользовались.
Мне навстречу шагнул удивленный донельзя, раздраконенный Денис Воронов собственной персоной. Его и без того черные глаза налились адовой тьмой, мокрые волосы, что упали на лоб, он резко откинул назад свободной рукой и сделал еще один шаг навстречу ко мне из клубов водяного пара. Меня словно пригвоздили к месту и заставить себя сделать хотя бы один шаг назад никак не получалось. Я будто попала в зыбучие пески, которые тянули меня на дно.
Сердце судорожно затрепыхало, и от того, как нагло и порочно ухмыльнулся мужчина, я поняла, что он догадался о моем страхе, услышал хаотичное сердцебиение. Совершенно не стесняясь собственной наготы, Денис поставил одну руку прямо за мной, опершись ладонью о косяк двери, чуть задев волосы, а второй оперся прямо напротив моего лица.
Мне стало так жарко, как если бы я с разбега прыгнула в костер, а после меня окатили кипятком. От отчаяния я ничего не слышала — кровь стучала в ушах.
Денис Воронов, не говоря ни слова, оглядел меня сверху до низу, пока я стояла молча и тряслась, как мышь. Вдруг его взгляд замер на каком-то предмете, который он сжимал в правой руке и выражение лица сразу же изменилось. Стало таким злым и рассерженным, что от страха я даже зажмурилась на мгновение.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он голосом, в котором явно разрасталось цунами.
Я кивнула, боясь случайно опустить глаза и увидеть то, чего мне никак не следовало видеть, а Денису Воронову — демонстрировать. Потом сообразила, что кивок — это не ответ и пискнула:
— Живу.
— Давно? — продолжил он свой страшный допрос, а голос стал глухим и скрежещущим. Руки, что стояли по обе стороны от моего лица, напряглись так, что казалось, еще немного, и они проломят стену.
— Недавно, — просипела я, желая провалиться сквозь землю. В ванной было жарко, от тела Дениса Воронова волнами шел жар, и мне стало душно, страшно, запредельно жутко.
— Хо-ро-шо, — вдруг процедил он сквозь зубы. — Тогда ответишь за все свои дела.
Я вздрогнула, почувствовав, как его лицо приближается к моему. Что он творит? Господи, спаси!
Глава 4
Возвращения на родину Денис Воронов из командировки ждал так, будто уезжал не на три дня, а, как минимум, на год. Странное ощущение грядущей потери, которое поселилось в нем после видения, навеянного странным человеком в ресторане отеля, не отпускало. Вернее, оно затаивалось, но ночью снова распускало свои змеиные кольца, чтобы поглотить душу.
Дениса это состояние немного настораживало. Он чувствовал, что упускает в своей жизни что-то важное, то, что страшно потерять, а если потеряешь, будешь стремиться к этому несмотря ни на что. Ни на толпу, ни на предупреждающие знаки, ни на какие преграды. Но что конкретно это самое «важное», он не знал. Странный сон не был досмотрен до конца, а если и был, то благополучно забылся, стерся из памяти, будто его и не было.
В городе все закрутилось с новой, страшной силой. Судя по маркетинговым исследованиям, выходка Аси Молодцовой не прошла даром, и проект по выпуску нового шоколадного продукта проще было свернуть, чем вкладываться в новую рекламу. Короче говоря, эту лошадь проще было пристрелить, чем заставить хромать до финиша двести, а то и триста лет, чтобы все окупилось.
