— Надеюсь, это хотя бы законно… — я уставилась в ветровое стекло.
Продолжать разговор в таком духе не хотелось, а Колька порой становился невыносимым.
— Законно! Сайт я сделал и неплохой! Как ты уехала, нас батя совсем застыдил! Днями талдычил о том, кто в семье Бойцов мужик. Комп нормальный мне в кредит взял, а сам принялся пахать в две смены, еще и шабашки брал. Трактор проклятый этот…
Я только сейчас поняла, что братишка едва ли не плачет. Даром, что вымахала рама, а всего-то шестнадцать лет. Сидит, губу закусил, совсем как в детстве. На миг мне почудился на его месте ребенок. Долговязый нескладный пацан, который, получив очередной нагоняй, хлюпал за сараем носом.
Как и тогда, я просто молча взяла его за руку. Сжала. Вроде как я здесь, а вроде как и нет. И нет свидетелей минутной слабости будущего сильного и красивого мужчины. А еще умного. Глупый на такой мобильник в шестнадцать своими мозгами не заработает.
— Коль, это нормально. В смысле работать. Даже если я…
— …баба, — закончил он за меня и получил за ерничанье шутливый подзатыльник.
— Женщина, — поправила. — Так звучит корректнее.
— Женщина… Женщинам положено детей рожать, — запел мальчишка явно с чужих слов.
Скорее всего отцовских. Запел и осекся, неловко глянув на меня.
— И это тоже. Мужики-то пока не научились, — на меня вдруг напало веселье.
Похоже перепады настроения меня не миновали.
Так мы потихоньку и доехали до больницы, где лежал отец.
А дальше начался кошмар.
Не успели мы войти внутрь, как Колька резко остановился, а потом угрожающе заорал:
— Таксист! Ах ты сссука!
— Коля, нет! — взвизгнула я, бросаясь вслед за братом.
Нельзя допустить, нельзя чтобы так. Почему нельзя, я сейчас не могла сказать. Нельзя и все. Мне казалось, что драка окончательно поставит точку на наших с Даниловым отношениях. Разрушит их.
Что сделал Яр, я так и не поняла. Колька словно бы споткнулся, извернулся неловко, да так и замер сидя на корточках спиной к моему мужу. Тот удерживал его неестественно вывернутую кисть одной лишь рукой, не напрягаясь и выглядел при этом достаточно спокойно и едва ли не расслабленно, в то время, когда на глазах братишки едва ли слезы не выступили. Странно было видеть, как такой здоровый лоб сидит вот так скрючившись и откровенно страдает.
— Тебе капец, москаль! Урроююууу… — попытался угрожать братец, да Данилов слегка довернул кисть, вынуждая его выгнуться еще сильнее и едва на цыпочки не встать.
Эдакий импровизированный полумостик.
— Колька! Яр! — закричала я. — Хватит!
— Цыц! — вдруг рявкнули голосом отца.
Только сейчас я увидела его, сидящего в инвалидной коляске. Изможденного, но, как и прежде, несгибаемого. Гипс. Пробившаяся на щеках седая щетина, от которой привык избавляться ежедневно по утрам. От такого зрелища из глаз сами по себе хлынули слезы.
— Нууу! Устроила слезомойку, Маня! — буркнул Сан Саныч Боец и тут же рыкнул: — Николай, еж твою медь!
— Слышь, таксист. Ты бы этот свой «захват Уси» ослабил. Руку сломаешь! — сквозь стиснутые зубы попросил Колька.
— Он не таксист! — не выдержала я и едва не топнула ногой, так меня брат разозлил.
— А кто же? — Обманчиво мягко поинтересовался отец.
Я посмотрела на Данилова и попала в капкан его взгляда. Чуть исподлобья. С затаенной хитринкой в глубине. Он словно снова давал мне выбор. Как назовешь, так и будет. И еще, он говорил мне о то, что раз Яр здесь, то…
Я не выдержала и последовала зову сердца:
— Муж, — ответила я больше ему, а только потом повернулась к отцу: — Папа, это мой муж. Ярослав Данилов.
Отец вроде бы и хотел что-то сказать. Даже чуть наклонил влево голову, как делал каждый раз, когда намеревался показать, кто в семье самый главный Боец. Его жестоко опередили.
Приятная женщина в белом халате с простым крестьянским лицом и добрыми глазами вдруг вскрикнула:
— Боже! Счастье-то какое! Прямо как в сериалах!
И… разрыдалась, упав на грудь отца. Недоумение на лице Сан Саныча Бойца было эпичным. Дополняла картину и нелепо торчащая нога в гипсе. Вокруг засуетились люди, кто-то позвал пожилого охранника. Тот явно куда-то отлучился, все пропустил и теперь не понимал, что происходит.
— Ну-ну, Нюша, — отец степенно поглаживал медсестру по спине.
Я и сама не поняла, как оказалась рядом с Яром. Мы покосились друг на друга. Не зная, что сказать, я просто потянулась к его руке. Он тут же ухватил мою ладонь и крепко сжал, лаская тыльную сторону большим пальцем. Это сказало больше многих слов.
По другую руку стоял Колька. Он покосился на нас и вдруг выдал:
— А когда вы пожениться-то успели? До того, как ты ей ребенка заделал, или после?
Рука Ярослава на моей руке замерла.
В фойе повисла мертвая тишина, несмотря на то что народу поприбавилось. Пришли еще посетители, мини консилиум устроили три доктора. Санитары вкатили какого-то мужика. Мне казалось, все уставились на нас. Но волновал меня лишь отец. Его взгляд стал непроницаемым. А у меня пропал дар речи, я даже мучительной смерти братишке не могла пожелать.
Яр развернул меня к себе. Обхватил лицо руками.
— Маша, Машенька, он не врет? — и столько было в его глазах сейчас.
И надежда. И неверие. И подозрение…
— Не врет. Я жду от тебя ребенка.
— Я… Я люблю тебя Машка! — выкрикнул Данилов, глядя на меня и стиснул в объятиях.
Вокруг тоже все завопили. Кажется, даже радостно, но я не разбирала слов. В ушах вдруг зашумело, все голоса слились в рокот воды, и я сделала то, что мне так и не дали тогда в клинике — провалилась в спасительный обморок.
— Ну и придурок же ты Колька! Как будто не знаешь, что беременным волноваться нельзя! — негромко отчитывал брата отец, и его голос доносился словно издалека, постепенно приобретая нормальное звучание. — Уж сколько раз мать младших носила, а ты…
— Да я… Это…
— То! — привычно прервал его отец. — Где-то умный шибко, а где-то дурак дураком. Ну носит сестра под сердцем, так и чего? Мужняя жена, не хвост собачий!
— Я ж не знал…
— Не знал он!
Резкий запах нашатыря заставил меня перестать прикидываться и открыть глаза.
Нет, сначала-то я не прикидывалась вовсе, но потом. Так было интересно послушать, как отец Кольку жизни учит. И поделом ему, обалдую! Да, я иногда мстительная.
Открыв глаза, обнаружила себя в кабинете на кушетке. Надо мной, ласково улыбаясь, склонилась та самая медсестра в возрасте.