Снежана — отличная помощница.
У меня никогда не было замечаний к ее работе. И я не раз поощрял ее премиями. Но теперь я уверен, что мне не послышалось. Одних денег уже недостаточно. С чего-то вдруг она захотела признаний хотя бы в легкой зависимости.
Но этим звонком она добивается совершенно другого. Сейчас я не дам сто процентов, что причина ее невыхода на работу — это простуда. Усталость — скорее всего. Ну или какая-то блажь, с которой нет ни малейшего желания разбираться.
— Дня два — это не слишком долго, Лев Николаевич? — настаивает она на ответе, не забывая покашливать.
Бросаю взгляд на темноволосую девушку за стеклом, которая сосредоточенно жует карандаш, а потом спохватывается и бросает его на стол. Перехватывает звонок, мягко улыбается кому-то по ту сторону трубки…
Что-то было за ее словами, когда она говорила, что я — ее последний клиент. Что-то все-таки было. Но что? Вряд ли она вдруг решила бросить свое хобби после того, как мы заключили наше странное соглашение.
И дело не только в ее словах.
Взгляд…
Меня задел ее взгляд. В нем сквозило не только сожаление — нет. Было и что-то другое, что-то, что засело в мыслях неприметной занозой, угрожая напоминать о себе, пока не подберусь к сути.
Можно избавиться от нее, просто поставив точку.
На всем.
Но тогда лучше прямо сейчас.
— Не торопитесь, — отвечаю Снежане, которая тут же перестает издавать хоть какие-то звуки, кажется, даже не дышит от удивления. — У вас на выздоровление есть пара недель.
Глава 34
Лев
Я рад, что непонятная прихоть и простуда не стали причиной утраты сообразительности. Моя помощница на лету схватывает, что с моей стороны это не предложение.
— Хорошо, — произносит она спустя секундную паузу. — Только я не оформляла больничный…
— Правильно, — соглашаюсь, — это проще оформить как отпуск.
— Две недели?
— Примерно. Я вас наберу. А пока выздоравливайте, отдыхайте и полностью восстанавливайтесь.
Уверен, мои наставления она тоже правильно понимает. Намекнуть о своей незаменимости можно лишь раз — путь к увольнению слишком короткий. Мне нужен мой прежний помощник, а не капризная барышня с трухой в голове.
Не факт, что Алла выдержит в таком режиме аж две недели, возможно, сегодняшний день — показное. Но тем любопытней.
К тому же, есть и другие вопросы, с которыми проще разобраться, сократив расстояние.
Одного или двух ней слишком мало.
Я снова погружаюсь в работу, и на этот раз из рутины меня вытягивает женский голос, который меня окликает. Подняв голову, замечаю в дверях кабинета помощницу Пашки. На плече сумочка, на губах довольная улыбка, глаза просто искрятся.
— Лев Николаевич, — говорит она, излучая радушие, за которым я нутром чувствую какой-то подвох. — Вы еще не собираетесь заканчивать?
Бросаю взгляд на часы, перевожу на помощницу. Судя по ее готовности, она не ждет моего позволения откланяться до завтрашнего утра. Тогда к чему этот вопрос? Может, хочет, чтобы ее подвезли? Тоже на нее не похоже.
Тем более, что прощальные лучи солнца, проникающие в кабинет, отчетливо сообщают: нет, урагана на улице нет. И тайфуна нет. И нет, дождь тоже не собирается.
— Я просто опасаюсь, что вы не успеете, — поясняет она, рассматривая экран своего телефона. — У вас через сорок минут свидание.
И осторожно, шажок за шажочком подкрадывается к моему столу, чтобы оставить визитку.
— Вернее, пятнадцать свиданий, — уточняет она. — Вот адрес, здесь недалеко, на машине всего минут десять. А завтра обсудим, как все прошло.
Собирается тут же сбежать. Но совершает ошибку, когда поднимает взгляд, находясь от меня в такой близости. Мне кажется, я могу подсчитать точное количество чертиков, которые сейчас пляшут в этой зелени, пребывая в полной уверенности, что шалость у них удалась.
И нечто не менее темное — то, что сидит внутри и лишь изредка показывает настоящую суть, с готовностью отзывается на этот призыв станцевать с вилами и дольками лимона на острие.
— Зачем же завтра? — Я закрываю свой ноутбук, убираю со стола документы, подхватываю визитку, поднимаюсь и подхожу к помощнице, которая, как под гипнозом, не двинулась с места. — И зачем довольствоваться моим пересказом? У вас будет прекрасная возможность увидеть все собственными глазами.
— И… — она неожиданно тушуется.
— И поучаствовать, — согласно киваю, пользуясь паузой.
А пока она пребывает в растерянности, подхватываю ее под локоть, и не отпускаю, нет. Даже когда до нее доходит, что я не шучу.
— Но… там же все места заняты, — она делает попытку отбиться, но куда там, я предвкушал этот момент еще днем.
— Я сумею замолвить за вас словечко.
— Но там платно!
— Отлично — заодно верну вам должок. Я так понимаю, раз мне назначили время, вы за меня уже заплатили.
— Да, но… такие расходы входят в сумму моего гонорара. А что касается затрат на меня…
— Очень непредусмотрительно тратить еще не заработанный гонорар, — мягко журю ее. — Не переживайте за мой бумажник, тем более, что вы и так хотите нырнуть в него глубоко, только позже. Примите мой сегодняшний жест как спонсорскую поддержку.
— Но вы…
— Могу себе это позволить.
И на такой оптимистической ноте, считай, в полном согласии и душа в душу, мы садимся в мою машину.
Двери тут же блокирую.
Алла смотрит прямо перед собой и молчит.
Взглянув на визитку и на часы, понимаю, что мы будем на месте максимум минут через пять. И что мне делать оставшееся время? Не могу же я удерживать помощницу силой так долго. А она ведь справится с этим оцепенением, скоро придет в себя, начнет приводить массу других аргументов, почему нам сегодня не по пути, да и вообще…
— Знаете, — выдохнув, словно приняв какое-то решение, говорит она неожиданно. — Если вы готовы сегодня спонсировать, а у нас в запасе есть время до этих свиданий, может, заедем пока в магазин?
— Хотите затариться продуктами? Уверены, что вам хватит тридцати минут?
— Нет, — она улыбается, — продукты мне не нужны. И потом, их гораздо ближе нести от магазина в моем районе. Давайте купим стеклянную колбу-заварник. Ну или хотя бы что-нибудь в этом роде. Потому что в приемной я нашла кучу чашек, массу коробочек и сортов чая, но ничего, в чем можно было бы его заварить. Да и в офисе ни у кого ничего подходящего не нашлось.
Заметив мой взгляд, она какое-то время молчит. Потом делает жадный вдох, словно ей не хватает в салоне воздуха, и участливо, с долей неловкости, спрашивает:
