Я не поверила в этот бред, мой друг никогда женщину не ударил! Я так и сказала следователю, когда вернулась способность разговаривать. Он лишь, омерзительно усмехнулся и показал мне фотографии. Это был шок! На них Света лежала в луже крови, а Мишка и папа стояли рядом. Но я все равно не верила, чувствовала, что тут все нечисто. Потом он принялся меня спрашивать, где я была в это время, намекая, что я тоже могу быть причастна. Как же мне повезло, что в тот момент находилась на работе, у нас случился аврал, очередная проверка инспекции по труду, так что у меня было железное алиби. А вот друг ушел раньше. Тут следователь заявил, что возбудил уголовное дело, я пришла в ужас. А когда он сказал, что мой отец тоже к этому причастен, чудом не потеряла сознание. Он настолько меня за пугал, что я думать нормально не могла. Прибежала к Светке, она с ходу обвинила меня, что это из-за меня — разлучницы друг взбесился, и я тоже виновна в происшедшем. И это я проглотила, думаю, пусть хоть что говорит, главное, чтобы забрала заявление. Я умоляла ее, обливаясь слезами замять дело, она согласилась. Но, выдвинула условие: я должна переехать на съемную квартиру и прекратить общение с Мишей. И если я его выполню, то дело замнут, подчинилась. Ты не представляешь, каково это, когда в собственный дом, где я жила с мамой нет больше хода. А отец смотрит на тебя с разочарованием. Я понимаю, что глупость совершила, согласившись на предложение Петровича, подыграть ему. Но, я хотела защитить друга, отца, эта история меня морально вымотала. Мне нужна была тишина и покой, чтобы придумать, что дальше делать. Им было мало выгнать меня из дома, они настроили против меня отца, рассказали о Петровиче, мол я с ним сплю за деньги. Как же он расстроился тогда… Пришлось врать, что любовь у меня. Но, я все время хотела с ним объясниться, но не знала, как это сделать. Если скажу правду, то придется говорить о кознях его жены и его дочки. А у него сердце, боялась и ждала удобного случая. Увы, он так и не наступил. Отец ушел в другой мир, считая, что я за деньги готова спать с уродом. И чувство вины, не покидает меня. Постоянно думаю: если бы я не промолчала, он был жив. Да, я хочу восстановить справедливость, но это не изменит того, что я виновна в его смерти.
— Бедная моя девочка… — прижал он меня к себе меня, затем поцеловал в висок, и отстранившись, посмотрел в глаза с такой… нежностью, что на сердце тепло стало. — Только без обид, но я скажу, как я вижу, эту ситуацию. По большому счету в этой ситуации есть немалая вина отца. Он думал только о себе, о своем счастье, а твои проблемы он не замечал. Уверен, был бы он внимательней, обязательно заметил, что ты очень несчастна, такое не скроишь на протяжении долгого времени. Да он хотел счастья, но нельзя быть счастливым, когда твое дитя страдает. Понимаешь? Он должен был защищать тебя, а не ты. Почему он не проверил, какие у вас отношения? Можно было легко вычалить, по случайному брошенному взгляду, жесту, но он не стал, ему было удобно самоустраниться. Да, он потерял жену, понимаю тяжело. Но и ты потеряла мать, и тоже нуждалась в поддержке.
— Но если бы я ему сказала, то он защитил… — попыталась оправдать отца. Но, с горечью поняла, муж был прав. Отец догадывался о проблемах, я помню наш разговор: он мне сказал, что нужно быть ласковее с мачехой, ей тяжело со мной. А мне, разве было не тяжело? Та обвинила меня, что я ее на дух не переношу, так как ревную к покойной, козни ей постоянно строю. Уверена, что она этим не ограничилась. Папа пристыдил меня, а я от обиды, и слова в свою защиту не смогла вымолвить. Как вернулась способность говорить, пообещала, что подобного больше не повторится, и стала скрывать, что происходит на самом деле. Повторяя себе: у него сердце больное, ему нервничать нельзя. А я вырасту и выйду замуж, этот ад закончится. — Но я все равно, чувствую себя виноватой в его смерти…
— Моя хорошая, не вини себя. Ты, не могла предугадать, что эти женщины, способны на такое. Тебя заботило счастье отца, а вот он словно ослеп. Извини, но мне это непонятно. Хоть что говори, но я не верю, что он ничего не замечал!
— Замечал… — тяжко вздохнув, призналась, — вначале, ко потом я нацепила маску «все хорошо», и он успокоился. Как выяснилось, в конце он прозрел, но было поздно. — Глеб нежно провел ладонью по моей щеке, стирая слезы.
— Он, хотел исправить все, ко не успел. Такое бывает, это жизнь. Но, я обещаю, эти сучки пожалеют о содеянном, заплатят за каждую твою слезинку, за каждую минутку, когда ты испытывала боль.
— Ты думаешь, мне от этого станет легче?
— Тебе станет легче, но не от этого.
— А отчего?
— Теперь ты знаешь, что не одинока, и есть человек, для которого ты центр вселенной. И прости за грубые слова, я даже не представлял, какую боль тебе причинял. Ты больше не услышишь от меня ничего подобного, даже если я буду чертовски зол. Постараюсь, как-то по-другому выразить свое негодование.
— А похабные? — несмело улыбнулась, задавая провокационный вопрос. Не потому, что хотела его заставить, просто хотела разрядить обстановку.
— Извини, но это останется, как и прежде. Так что придется тебе как-то жить с этим неандертальцем…
— Да уж, не повезло мне. Закупиться, что ли, валерьянкой? — хохотнула я, Глеб нежно поцеловал меня в носик, — я тебе говорил, что ты самая прекрасная, женщина во вселенной?
— Нет.
— Считай, это признанием. А сейчас, давай я тебя успокою, — выдохнул он мне в висок, и принялся медленно, покрывать мою шею поцелуями.
И ведь помогло! Муж был со мной нежен, как никогда, каждый поцелуй, был сравни, обещанию: любить, оберегать и заботится. Это была волшебная ночь, настолько трогательная, что сердце замирало при воспоминании о ней. Утром проснулась, думала, что все плохое позади, наконец, я приобрела покой. Но, через несколько часов поняла, заблуждалась.
Глава 56
Утром встала, пошла в ванную комнату, и посмотрев на себя в зеркало, охнула. Но меня смотрел оттуда Китайский пчеловод, который опрометчиво разозлил своих подопечных. Глеб уже встал, и опять с кем-то разговаривал в своем кабинете. Я быстро умылась, и прошмыгнув на кухню, заварила два пакетика зеленого чая, улеглась на диван в зале, сделала компресс на глаза.
— Люд, ты омлет будешь?
— Угу, но чуть попозже. — Послышались шаги, муж приближался ко мне.
— Не понял? — раздался взволнованный голос надо мной.
— А что тут не понять? Отек снимаю. Вчера норму по слезам перевыполнила, вот веки и опухли. А ты иди завтракай. — Чувствую, муж берет за лодыжки, приподнимает мои ноги, и садится на диван.
— С тобой посижу, время еще есть, не хочу один завтракать. — Кладет мои ноги на свои, и начинает нежно массировать. Хорошо-то как… — Ты как?
— Если не считать опухших век — неплохо. Глеб, тебе до сих пор больно, из-за выходки мамы? Ты ее не простил, и поэтому разговаривать не хочешь. И как ты справлялся в детстве со всем этим. Портил ей жизнь, своими выходками до того, как она ушла?
— Нет, мне не больно. Скорее, меня раздражает ее желание поговорить, не вижу общих тем для разговоров. Сейчас я взрослый мужчина, и не нуждаюсь в ней. Да и когда она жила с нами, ничего хорошего не помню, ее постоянные истерики порядком доставали. Я больше переживал, что предал отца. Поэтому чтобы не думать об этом, я усиленно занимался спортом, постоянно учился. У меня попросту не оставалось времени страдать. Но, вначале я искал ответы, в источниках по психологии, почему люди такое делают. Ведь я стал замечать то, что раньше не видел.
