— Да хрен с ней, пускай. Нет никакого кайфа, брюхатую бабу драть.
Пока они ругались, я пыталась дыханием успокоить себя, и унять боль. Она постепенно стихала, превращаясь в ноющую, которую можно уже было терпеть. Боже мой, какая же я была дура! Глеб всегда был прав…всегда! Не пошла бы я на тот благотворительный вечер, ничего такого не было. Тимур бы мной не заинтересовался, и этот уродливый качок не жаждал мести. Не хочешь, но поверишь в причинно-следственную связь. А сколько он просил меня, не доверять Насте. А я не слушала, называла тираном. Господи, спаси! Не за себя прошу, за ребенка. Если я настолько грешна, и настало время расплачиваться, возьми меня, да хоть кинь в бездну ада, и мучай вечно, но спаси малютку. Мой муж не перенесет потерю двоих. Больше ни о чем не прошу…
— Ты как там? — подошел ко мне мужчина, своим вопросом прервав мою мольбу.
— Нормально. — Хрипло отвечаю, облизав пересохшие губы. Ужасно пить хотелось, но попросить не смела.
— Отлично. Сейчас мой человек, даст знать, что Беркутов получил от нас послание, и поедим отсюда. Там ты и будешь дожидаться Тимура, а что дальше с тобой делать, решит он. Не думаю, что он захочет отдать тебя сразу Стасу, ему мучений твоего мужа мало. Раз выложил столько за тебя бабла, значит, хочет немного поиграть, ну а что от тебя останется после этого, отдаст ему. — Показывает глазами на громилу.
Я в ужасе!
— Он же в тюрьме?
— В тюрьме… — усмехнулся он. — Завтра его будут перевозить в другую, а в дороге много чего может случиться. Я прикрыла глаза, сил не было на этих уродов смотреть.
***
Смотрел на огонь, жалел, что меня нет с ними рядом. В голове пульсировала только одна мысль: мы должны делить все вместе: радости, горести и этот проклятый огонь! Я медленно умирал вместе с любимой, и вдруг мой взгляд выловил фигуру человека, он снимал нас на смартфон. У меня словно пелена спала с глаз: нет времени придаваться отчаянью, пора действовать. Мои враги сейчас наслаждаются моей агонией. Ну что ж, радуйтесь, пока можете. Не спорю, вы меня убили, но в ад я прихвачу и вас! Отдаю приказ чуть слышно:
— За машиной дичь, открыть охоту, изъять смартфон, и пробить последние номера. — Ян, молча набрал смс, рассылая команду. Я встал и направился к машине, жажда мести, будоражила кровь, ища выход. Я уже не был в прямом смысле живым человеком, команды отдавала бездушная оболочка, робот, которую питает лишь ненависть к врагам. Не прошло и пяти минут, этого хорька мне приволокли. Он сопротивлялся, но сделать ничего не мог.
— Что вы делаете, я жаловаться буду! — верещал он. Я схватил его рукой за горло и слегка прикрыл кислород, сдавив, он начал задыхаться.
— Нравится снимать, как горят беременные женщины? — процедил сквозь зубы, и усилил нажим. Он задергался. Как же я хотел свернуть эту тщедушную шейку! Но, мне нужна информация, посему сдерживаюсь и отпускаю. Он тут же начал жадно хватать ртом воздух. Только я собрался повторить, тот запел соловьем:
— Не нужно, я все скажу. Она не беременная, это баба подставой была. — Я прикрыл глаза, чувствуя, как душа начала возрождаться, словно ее по крупинкам возвращают из ада. А тот продолжал: — А брюхатую Стас увез, на заброшенный склад. — За «брюхатую», одним ударом выбил ему зубы, тот взвыл и схватился за рот.
— Ян, займись им, как все расскажет на базу его, потом решать будем, что делать с ним.
Не прошло и пяти минут, как мы получили информацию. Там всего семь человек, для нас считай, что путь открыт. Но, времени у нас мало, нужно быстрей добраться до места, иначе Пустовалов заподозрит, что мы захватили его человека. Гаденыш сбежал из-под домашнего ареста. Вот какого его не закрыли? Как чувствовал, нужно было самому разобраться, нет же, хотел по закону. Насрать теперь я хотела на этот закон, для таких тварей человеческие законы не подходят, слишком гуманные.
— Глеб, он еще сказал, что завтра Тимура хотят вызволить, прикинь? — выдернул меня из размышления Ян. — И еще, это в основном его идея, выкрасть Люду.
— Пускай бежит, а мы перехватим. — Отвечаю как можно спокойнее, а самого сердце бьется как сумасшедшее, в ожидание встречи с женой. Но, фантомная боль потери, еще долго будет преследовать меня.
***
— Что он так долго?! — начал дергаться Стас. Я боялась вздохнуть, опасаясь, что его внимание переключится на себя. Качок был словно не в себе, крупные капли пота стекали по его вискам, а его руки стали нервно подергиваться. Боже… он же под кайфом! Вон, почему мне показалось, что его взгляд безумный. Обреченно прикрыла я глаза, такие люди не предсказуемы, и ими невозможно управляться.
— У него еще пять минут есть, так что завязывай панику разводить.
— А если не свяжется?
— Этой пулю в лоб и уходим.
Я распахиваю глаза, и с ужасом понимаю, что мне и моей малышки осталось жить каких-то пять минут. Она толкается, и даже не осознает, что этот миг, может стать последним, и наши сердца замолкнут навеки. Маленькая, прости меня, за то, что тебе не суждено почувствовать ласковые лучи рассветного солнца, легкое дуновение вертка, никогда не коснется твоей нежной кожи, и ты не услышишь никогда пение птиц. Так и уйдешь в рай, не познав жизнь. Боже, хоть бы он позвонил!
— Да позвони ты ему! — заорал качок.
— Ладно. — Сухо ответил мужчина и вышел за дверь.
Стас перевел на меня безумный взгляд, и оскалился, напоминая шакала. Я вжалась в стену, понимаю, что он ждет сигнала к действию, ему не терпится на ком- то сорвать злость за провал операции.
— И не мечтай, что сдохнешь от пули в лоб… — он делает шаг в мою сторону, и задевает стул, тот с грохотом падает на пол. Я закрыла глаза, понимая, что это конец, прикрываю руками живот, хотя понимаю, это ребенка не спасет. Тут послышался ставленый стон. Я распахнула глаза — Глеб!
— Милая, закрой опять глазки. — Просит. Но, я не могу, боюсь, что закрою и это окажется миражом. — Люда… — с нажимом он произносит, удерживая, урода, который пытается отодрать руку моего мужа от горла.
— Ну уж нет! Он нашего ребенка убить хотел. И меня ударил об стену, сломай ему что-нибудь!
— Ладно. — Удар по ноге, хруст ломающей кости, и тот заорал, и начал заваливаться. — А теперь глазки закрой, и не открывай, пока я тебя не вынесу.
— Зачем? — спрашиваю, и понимаю, что туплю. Но, я не могу закрыть, хоть режьте меня. Да боль начала возвращается, видимо, стресс отступал, давая вернуться суровой реальности.
— Убивать его буду.
Вот так просто. Убивать.
— Я тебе не мешаю, убивай. — Отвечаю, сдерживая стон боли, не хочу, чтобы муж переживал. Скажут, что я кровожадная? Как можно женщине беременной, желать кому-то смерти. Отвечу, я сама готова ему годку перегрызть, за то, что хотел убить мою кроху. А также даю сто процентов, эта тварь уже причинила много горя людям. Муж делает резкое движение руками, хруст, и мордоворот падает на пол. Глеб медленно поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами. В его глазах все еще боль, в моих страх, в вперемежку с отчаяньем. Он резко срывается с места, и рвано вздохнув, притянул к себе, его сердце билось, так громко, что казалось его стук, слышат все вокруг.
