− … и тогда тебе должна быть по нраву сегодняшняя погодка. Не то, что вчера. Ты заметила? Ночь выдалась ужасно тягучей. Я словно влипла в разлитую кем-то смолу и стала тонуть, точно любопытная муха. Знакомые ощущения, не так ли?
В душевой стало неуютно. Соседка, как ни в чем не бывало, продолжала мыться, напевая тревожный мотив.
− Извините, не поняла вопрос, − громко произнесла Кора. Делалось это скорее, чтобы успокоить себя, чем из желания продолжать беседу.
− Не придуривайся. Ты все поняла, ты ведь тоже его видела. В подобные ночи за окном становится красным-красно от его улыбки…
Что эта ненормальная несет?
− Ночи, когда гнилость его плоти отравляет все вокруг, и ты утопаешь в зловонной воде… Да, я люблю темноту. В ней легче заблудиться. Ты ведь такая же заблудшая душа, да, Кора Сонина? − Под конец ее голос стал напоминать истеричное шипение. − Ты никому не нужна. Твоя мать отказалась от тебя. Тебя бросили! Бросили! Бросили!
− Хватит!
Кожу обожгло холодом. Не сразу Кора поняла, что горячая вода закончилась, и она стоит под ледяными струями.
Схватив полотенце, она выскочила наружу. Сердце бешено колотилось. Она бросилась к соседней кабинке, отдернула шторку в бок, желая выбить объяснения у неприятной девицы. Узнать, откуда та знает ее имя. Но гневные слова замерли на кончике языка.
Внутри никого не было.
Шланг спокойно лежал, обмотанный вокруг крана, пол под ним оставался сухим. Тогда с кем же Кора все это время разговаривала?
Нет. Никаких глупостей! Даже не думай о призраках, тебе не шесть лет!
Должно быть, это было обычное искажение звука. Наверху такая же душевая, а стены везде тонкие. Плюс трубы помогают. Или все куда проще: задира оказалась быстрей и успела сбежать, пока Кора прикрывала наготу. Не стоит выдумывать всякое.
«Тогда как она узнала мое имя? И про сон тоже?!»
Хватит. Она ничего не говорила про рыбу, а имя легко прочесть в гостевом журнале. И все равно Кору трясло. Она зажала рот ладонью, схватила в охапку одежду и выскочила, чтобы переодеться у себя в комнате.
7
Всю последующую смену она пребывала в мрачном настроении, постоянно возвращаясь мыслями к моменту в душевой. Кора часто зацикливалась на каких-либо вещах. И не переставала играть в этот невидимый кубик рубика, пока все элементы не вставали на свои места. Тонкий душевный перфекционизм, вот как это называется! − любила говорить Лиза в ту пору, когда наличием дочери еще можно было хвастаться.
Девушка растерянно оглядела комнату, заполненную галдящими людьми.
В последние дни кафе «Восторг» приобрело небывалую популярность. Местные жители повадились заглядывать на огонек, чтобы сфотографироваться с сотрудницами, одетыми в старомодные наряды с чепцами и кружевными передниками.
Один носила сама Кора, второй передала Насте (с легкой завистью отмечая, что ей он идет больше). В платьях было неудобно выполнять указания начальницы, но все с лихвой окупалось чаевыми.
Пока Настя подметала пол и раскладывала по столикам меню, напечатанное на обычной целлюлозной бумаге, Кора должна была флиртовать с клиентами и уговаривать их попробовать новинку сезона: «Фраппечино с клубничным сиропом». Жуткая, приторная гадость, но спрос был. Да еще какой!
Но вместо этого в ее ушах застряли слова обидчицы: «Ты потерянная душа! Тебя бросили! Бросили! Бросили!!!»
Кора отвлеклась настолько, что прослушала заказ. Пришлось со стыдом просить повторить. К счастью, за исключением жильцов общаги, люди в Чеховске были весьма дружелюбными и открытыми. Порой даже слишком.
− Ты сегодня какая-то унылая, − отметила Настя, когда они проводили последнего покупателя, заказавшего салат и чашку чая. Коре даже пришлось бежать в продуктовый, так как их собственные запасы израсходовались еще на той неделе.
− Я всегда такая. В Питере другие не приживаются, − соврала она.
− Если тебе не с кем поговорить, я могу помочь. Советчик из меня не очень, зато хорошо умею слушать, − Настя замялась, явно пожалев о своих последних словах. Но деваться было некуда. − Честно-честно.
Кора отмахнулась.
− Забей. Просто не хочу возвращаться домой. Там меня не слишком любят.
− Понимаю. Но… ты же можешь пойти гулять. У тебя есть друзья, с кем можно сходить в кино или хотя бы на речку?
Спросила − и невольно ударила по больному. Да, у Коры была парочка друзей. Как и многое другое, они остались в прежней жизни. В той самой жизни, где ей не приходилось работать днями напролет, чтобы обеспечивать себя.
Теперь телефон хранил сухое молчание, а делать первый шаг Коре было стыдно. Все же школьная дружба − хрупкая вещь. Если нет зрительного контакта, она исчезает, точно песчаный замок во время прилива.
− Нет. Пока никого нет.
− Так может тебе сходить в Дом Молодежи? У них вечно какая-то движуха происходит.
Довольная тем, что может чем-то помочь, Настя бросилась к двери, ведущей на крохотную кухоньку. Вернулась с листком в руках.
Кора нехотя взглянула на нее. Типичный флаер, призывающий всех поучаствовать в городских мероприятиях типа уборки мусора с главной площади или помощи бездомным животным. Внизу мелким шрифтом шел список кружков, работающих в здании Дома Молодежи.
Раньше Кора просто высмеяла бы такую идею. Общественная деятельность всегда казалась ей слишком наивной. Животные продолжат голодать, а мусор снова накидают нерадивые прохожие, чтобы ты не делал и как не изворачивался.
Но сейчас все было иначе. Внезапный импульс помешал выбросить цветную бумажку. Она положила ее в карман передника и тихо поблагодарила Настю.
Солнце за окном постепенно теряло власть над миром, скатываясь за границы видимости. Интересно, куда оно попадало с приходом ночи? Нет, школьная программа давала четкий и ясный ответ на этот вопрос − но он был слишком очевиден. Скучен. Метафорическая сторона интересовала Кору гораздо больше.
Она сидела на подоконнике в своей комнате, наблюдая, как какой-то парень лет двадцати пяти-тридцати лупой сжигает муравьев на клумбе. В последних закатных лучах его пышная шевелюра отливала красным огнем.
Кора думала о своем, но невольно заинтересовалась происходящим. Уж больно громко хихикал сосед.
Парень тем временем закончил развлекаться и задрал голову. Они встретились взглядами. Он улыбнулся и прижал палец к губам: «Тссс! Никому, ясно?» Его черная, блестящая, словно из дешевого полиэстера, одежда была испачкана паутиной. По крайней мере, так показалось Коре. Линии на мешковатом рваном пиджаке отдаленно напоминали паучьи нити.
Она резко отвернулась, закрыла окно.
