— Я противен тебе?
Эх, надо было придумать что-нибудь: оторвать кусок подола от сорочки или еще что… Я перед деем беззащитна. О, проклятье крови! Я перед ним и так беззащитна: в ленте или без. Стигма на плече яркое и болезненное тому подтверждение. Неужели он меня изнасилует? Глянула исподлобья: медлит так, словно наслаждается моей беспомощностью и страхом. Сжала ноги и решила бороться до конца.
— А еще каких-то восемь лет назад ты бросалась на меня, как кошка, — саркастично скривился дей Белен и тут же поправился: — Как маленький нескладный котенок. Решила, что уже взрослая и можешь говорить о любви… даже целовать мужчину! А теперь строишь невинность?
Я посмотрела на него, как на умалишенного: что он такое говорит? Может, перепутал комнаты? Решил, что попал в спальню той брюнетки, которая… Вспомнила картину, которую увидела в кабинете дея, и вспыхнула до кончиков волос. Как двигалась голова куртизанки, и как приоткрылись губы мага, когда он посмотрел на меня. Его расширенные зрачки и сладострастный стон, когда он насаживал девушку на свой член, извергаясь ей в рот. Стиснула ноги так, что заболели колени, внизу живота заныло. Зажмурилась и постаралась выбросить увиденное из головы, стереть из памяти. Выдавила хриплое:
— О чем вы?
Не выдержав молчания, опасливо покосилась на дея. Показалось, что он смотрит осуждающе: губы поджаты, глаза сощурены. На миг скривился и словно выплюнул:
— В доме твоего отца дея Росио раненый мужчина, которого ты поцеловала одно ночью… восемь лет назад. Это был я.
Я судорожно вдохнула, перед глазами заплясали цветные пятна, кожу на затылке сжало холодом. Дей Белен?! Не может быть! Это не может быть он… Просто не может! У моего любимого впалые щеки и квадратный подбородок с ямочкой, сумасшедше-чувственные губы… Скользнула по лицу дея Белена: бородка скрывала и ямочку, и делала щеки не такими впалыми. По телу прокатилась волна жара, дыхание перехватило: так это его я увидела со спины во время танца с Вирдесом?
— Нет, — засмеялась, но резко оборвала собственный смех. Посмотрела на мрачного дея и отчаянно помотала головой: — Нет, нет, нет! Не может быть!
Он склонился над кроватью и, упершись ладонями по обе стороны от моего тела, пристально посмотрел на меня.
— Оттого что ты отрицаешь прошлое, оно не изменится, Селеста, — жестко проговорил он. — Ты пришла в мою комнату ночью, — совсем как я сейчас, — и призналась в любви.
Меня затрясло так, что зуб на зуб не попадал. Похоже, жизнь прекратилась в несмешную пародию. Тот, о ком я думала столько лет… оказался мерзавцем! А я так надеялась, мечтала… Обижалась, что он ушел, так и не ответив. А что мог ответить дей Белен? Подожду когда ты подрастешь, чтобы могла ноги раздвигать? По щекам потекли слезы. Дождался!
— Ненавижу! — прошипела я и ударила его по груди. Дей не сдвинулся с места, даже бровь не шевельнулась. Я снова ткнула его кулаком: — Ненавижу!
Белен смотрел, нахмурившись, а потом вдруг резко склонился и, схватив мои волосы, впился в губы жестким болезненным поцелуем. Я пискнула, попыталась оттолкнуть, но мужчина навалился всем телом, прижал к кровати так, что перехватило дыхание. Раздвинул губы и, скользнув языком в рот, коснулся моего. Я замотала головой, ощущая сильнейшее омерзение, а по телу прокатилась неожиданно сладкая тягучая волна, стало жарко. Очень жарко. Я извивалась под деем, пыталась укусить, но Белен отстранялся каждый раз, а потом снова накрывал мой рот властным поцелуем.
Извернувшись, я согнула ноги в коленях и изо всех сил оттолкнула его, Белен слетел в кровати и с глухим стуком впечатался в стену. Зарычал, словно раненый зверь, медленно поднялся и, тяжело и рвано дыша, посмотрел на меня тяжелым кровавым взором. Сердце зашлось от ужаса, губы пересохли. Застыла, боясь пошевелиться. Казалось, что стоит сделать хоть одно движение, как дей Белен набросится на меня, растерзает, получит полную власть. Так и смотрела на него, как на хищника, не отрывая напряженного взгляда, готовая ко всему.
Но он не бросился. Молча выпрямился, очень медленно и шумно вдохнул, да выдохнул. Сжав челюсти так, что под скулами затанцевали желваки, развернулся и неторопливо вышел. Когда хлопнула дверь, перед глазами потемнело от облегчения, я едва не потеряла сознание. Рвано дыша, смотрела перед собой и, ожидая, когда темное марево рассеется, ощущала в груди болезненную пустоту.
Дрожа, подняла руки и хлопнула себя по щеке. Не помогло. Ударила по другой. Из глаз снова покатились крупные соленые капли.
— Дурочка, — шептала я, сглатывая их и судорожно всхлипывая. — С ума сошла! Совершенная идиотка…
Зажмурившись, уткнулась зареванным лицом в покрывало. Облегчение оттого что дей Белен покинул мою комнату, сменилось острой горечью… по этому же поводу.
***
Адор шел по темному коридору так быстро, как только мог, но этого было недостаточно, — побежал. Захотелось выскочить на улицу, в дождь, в ветер, в холод… хоть как-то охладить тело. Вскочить на лошадь и сбежать от испуганного взгляда бархатных глаз, который, казалось, даже сейчас преследует его.
— Идиот, — рычал Адор. — И с чего так завелся?
Злость на себя рвала легкие неровным дыханием, неудовлетворенное желание жгло вены, болезненно тянуло низ живота. Зря вспылил и, не сдержавшись, рассказал о том забавном случае. Зачем Селесте вспоминать о детской влюбленности? Да она наверняка и не помнит, как девочкой прокралась в комнату гостя. Криво усмехнулся: нет, все помнит!
И судя по яростному взгляду, так и не простила его смех. А как должен был отреагировать мужчина, которого будит неумелый детский поцелуй? Но сейчас Селеста совсем не девочка… И взгляд ее глаз, — огромных, блестящих, — никак не отпускал Адора.
Образ сжавшейся на кровати Селесты преследовал его: подрагивающая, бледная… доступная. Сорочка не скрывала от жадного взора ни мягкие очертания девичьего тела, ни напряженные соски… Застонал, вспоминая, как просвечивал сквозь ткань темный треугольник внизу живота. Дочь Росио! Ребенок дея, который не отказал в помощи, когда отвернулись все. Что бы сделал друг, узнай он о мыслях, которые не оставляют Адора?
Чувство вины разливалось в груди неприятными волнами, но возбуждение так и не проходило. Вожделение, казалось, выворачивало наизнанку, сушило губы, сочилось влагой в штанах. Адор резко остановился перед дверью и скрипнул зубами: не поможет. Ни дождь, ни ночная скачка, ни даже купание в ледяных водах реки. Нужно иное. Медленно развернулся и решительно пошагал ко входу в левое крыло замка.
Жарко! Рванул рубашку, ткань затрещала, пуговицы отлетели со стуком, покатились по полу. Дверь не заперта, даже не скрипнула, хлопнула за спиной, отрезав Адора от холодной темноты. Он попал в теплое, наполненное духом благовоний и ароматами цветов, место. Слух услаждали тихие звуки музыки и интимный смех. Мягкие бордовые занавески с тяжелыми золотистыми кистями скрывали стены и разделяли оплот страсти и удовольствия на отдельные скрытые тяжелыми занавесками комнатушки.
