Я тут же воинственно задрала подбородок вверх:
— Где я?
Это не ректорская комната в академии! Я еще не страдаю склерозом! Но куда тогда Вильгельминский меня приволок? Или это особые покои в честь спасения принца?
— Это мой дом в преподавательском городке.
— В каком еще городке? — с еще большим подозрением спросила я.
— У Лоранского же дома ты была, вот в этом же городке, только на другой улице от него.
— Твой дом?! И почему я здесь? — возмущение внутри мгновенно взорвалось петардой.
Сторм еще до последнего старался держаться миролюбиво, но после моей конечной фразы его настрой сменился на напряженный. Он произнес, медленно растягивая слова:
— Потому что я тебя сюда принес.
Я покосилась на полный вкуснятины стол и грустно вздохнула. Не отведать мне ни кусочка, сегодня мой завтрак — гордость в кубе.
— И на кой ляд? — спросила я, глядя в сторону.
— Что? — не понял ректор. — Это не ляд, это дом. Не думала же ты, что у меня только комната в академии?
— Это ты сейчас хвастаешься? — уточнила я.
— Нет, ставлю в известность о своем благосостоянии, — Сторм осторожно подошел ближе, подбираясь, словно хищник к добыче: — Ты же помнишь, что мне пообещала?
— Я пообещала? — удивилась я. — Нет, пообещал ты!
Я принялась загибать пальцы:
— Чешуйки все до одной — раз! Собственную лабораторию — два, реактивы — три, последнее оборудование в лабе — четыре!
И прищурилась, вспоминая, не забыла ли чего важного.
— А! Вот еще! Что ты больше не будешь меня тиранить и принуждать!
Вильгельминский отчетливо скрипнул зубами. Да-да, мне не показалось! Ничего, сказал — пусть теперь исполняет!
Я еще раз посмотрела на стол, на Сторма, который подбирался ближе с каждым вдохом, и решила: а почему, собственно, еда будет пропадать? Для меня? Да! Значит, съем!
Выживает сильнейший! Точнее — сытый!
ГЛАВА 128
Ректор только собрался присесть на кровать, как я выскочила из-под одеяла и нырнула за стол.
— Откуда кофе? — спросила я, пригубив горячий напиток, и чуть не застонала от удовольствия: — М-м-м! Боже, как я скучала!
Пусть не самый любимый напиток в моей жизни на земле, но здесь — наивкуснейший вкус Амаретто в кофе из родного мира.
— Аран притащил. Сказал, ты будешь в восторге, — мрачно следил за моим блаженным выражением лица Сторм.
— Какой лапочка! — вырвалось у меня, на что у Вильгельминского вытянулась физиономия.
— Попробуй вот это! — он придвинул ко мне тарелку с ароматной выпечкой.
Хотела повредничать, а потом подумала, что еда не виновата в наших разборках и должна уйти по назначению.
Я откусила странного вида пекарское изделие и замерла от взрыва вкуса, который раздался во рту.
— М-м-м, — не удержала звук блаженства.
Мягкость, пышность теста, начинка — словно радуга, что сменяет один вкус другим, а потом играет переливом общего букета.
Ректор приобрел такой вид, словно выиграл джекпот, и я тут же подавилась последним кусочком. Боже, опустошила целую тарелку и не заметила!
Игнорируй его, Маркова! Просто игнорируй! Пока не узнаешь правду, не смей даже думать о нем! Не слушай, что бы ни говорил, что бы ни заливал в уши про то, что он не ходок в Дома удовольствий! Главное — получить доказательства!
И я полностью сосредоточилась на истреблении вкуснятины, пока мой живот не попросил пощады.
Вот же! Нельзя было сразу столько есть!
— Что такое? — заметив смену эмоций на моем лице, тут же забеспокоился Сторм.
— Мне нельзя было так набивать живот. Бульончик куриный нужен… — я пыталась испытывать муки совести, но у меня не получалось: до того вкусно было, что никакая совесть не просыпалась.
— Не переживай, ты полностью исцелилась, а питание твоего тела поддерживали целители, так что ты можешь есть абсолютно столько же, как раньше.
Тяжесть так и давила к полу. Хотелось забраться в кроватку и закрыть глазки, но нельзя. Нужно делать ноги, пока Сторм себе ничего не напридумывал.
— Ты куда? — увидев мой решительный вид и не менее решительный шаг в сторону выхода, спросил ректор.
— В свою комнату.
— Зачем? — Вильгельминский тягуче встал с кровати.
— Как зачем? Потому что я там живу, — я взялась за ручку двери, и сзади тут же почувствовала порыв ветра, а потом ладонь Сторма накрыла мою.
— Разве мы все не выяснили?
— А мы что-то выясняли? — я сбросила руку мужчины и вновь взялась за ручку.
— Я думал, что мы разобрались. После того, через что прошли. — Сторм опять положил свою лапищу на мою руку, — я не могу тебя отпустить.
— И через что мы прошли? — попыталась снова сбросить его руку, но Вильгельминский не дал.
— Ты еще спрашиваешь? Ты чуть не погибла!
— Да, но при чем здесь ты? — я обернулась, чтобы посмотреть в обеспокоенные глаза В ильгельминского.
Мужчина набрал полную грудь воздуха, будто хотел выдать тираду, а потом выдохнул, не сказав ни слова. Несколько секунд молчания закончились коротким:
— Лекарь сказал, что ты полностью здорова. Но я все равно хочу, чтобы ты отдохнула.
— Здорова? Вот и отлично! Отдохну у себя.
— Но…
— Кажется, я припоминаю твои слова, что ты больше не будешь меня ни к чему принуждать.
— Но я думал. — Сторм был сбит с толку. Наверное, в его глазах мое возвращение и романтическое засыпание в его объятиях, согласие на его обещания — все это как знак равенства между моим согласием быть с ним.
Но нет, драконище, раскатал губу — закатай обратно!
В одном я благодарна ему, и была бы последней стервой, если бы не сказала:
— Спасибо, что помог вернуться. Я почти ушла. Думаю, мы в расчете: ты меня тиранил, а потом спас. Вот еще обещания выполнишь, и заживем прекрасно каждый своей жизнью!
— Неравный обмен, не считаешь? — Сторм убрал руку и упер ее в дверь, не давая потянуть ту на себя. — Я и спас, и еще обещания выполнять обязан. А между прочим, все что я делал
— это только забирал свою силу.
— Ага, где захочешь и когда захочешь, — я начинала злиться, но осознавала, что потеря силы на столь долгий срок для такого, как Вильгельминский — огромный удар. И в глубине души понимала, что, действительно, мы сейчас немного не в одинаковых условиях. Поэтому, глядя на дверь, произнесла:
