Он шагнул назад и исчез в легком свечении портала. А я осела на ближайший крест:
— Даниель, что это? Так будет всегда? Это просто ужасно! Я не продержусь долго.
— Детка.
Сильные руки обняли, согрели, утешили мгновенно. Я прислонилась головой к плечу Даниеля и почувствовала такое облегчение, что разрыдалась. Бесценное и ранее незнакомое ощущение спокойствия, полной защищенности даже огорошило меня поначалу. А потом будто солнышко расцвело внутри — теплое, нежное, ласковое. И я спросила доверчиво:
— Ты ведь поможешь мне?
— Я пообещал, значит, помогу.
Голос Даниеля был твердым и уверенным. И я поверила. А потом он отстранил меня и спросил с хитринкой:
— Ты, кажется, искала что-то в запретном лесу?
— А как ты догадался?
— Академия, первый курс, профессор Манчини со своей докторской по велету Селейну!
— фыркнул Даниель. — Все это мы уже проходили.
— Ты знаешь, где захоронен велет Селейн?
— Знаю, но не скажу. Но покажу другое захоронение. И еще одну штучку.
Покажи, — легко согласилась я.
Он взял меня за руку и повел между крестов к опушке. Только бы не очередное чудовище! А все остальное, думаю, я перенесу!
Глава 17. Наследие велетов
Когда мы миновали самое густое скопление крестов, Даниель прикрыл мне ладонью глаза:
— Не подсматривай, детка!
— Что за секреты такие? — попыталась было возмутиться я, но мой некромант был непреклонен:
— Секреты не секреты, но не смотри раньше времени!
Со вздохом я подчинилась. Причин не доверять Даниелю у меня нет. Тем более, что в его голосе улыбка, а это означает, что сюрприз приятный.
Он и правда оказался неопасным. Но весьма странным.
На самой опушке темного антрацитового леса лежал небольшой, с арбуз, камень, поросший сизым мхом. Из него торчал кинжал. Узкий, ржавый, с рукоятью из кости животного, в которую были вделаны три зеленовато-голубых камня в форме капель.
Камни сразу привлекли мое внимание, и я протянула руку к кинжалу:
— Боже, какой он красивый! Можно?
— Нужно, — усмехнулся Даниель.
Пальцами я приласкала рукоять, соединив воображаемой линией все три камня, ладонью обняла их, с усилием вытащила ржавое лезвие из трещины в камне. Даниель издал какой-то непонятный звук, а я, наоборот, проглотила все слова, держа на весу воссиявший ярким светом, сотканным из множества искр, кинжал. Камни тоже вспыхнули, согрев мне руку, и медленно погасли. Лезвие кинжала словно само очистилось от налета веков и стало таким же блестящим, как и в день его ковки. Уже один этот факт можно считать чудом чудным, но Даниель медленно хлопнул в ладоши три раза, аплодируя, и сказал:
— Я знал, я так и знал, что ты сможешь это сделать!
— А что я сделала? — испугалась, едва не выронив кинжал. Даниель рассмеялся:
— Ничего особенного, просто вынула из камня трехтысячелетний стилет, который принадлежал… угадай кому?
Мне стало страшно. Если я произнесу это имя, все станет реальным и настоящим. Может быть, лучше не надо? Может быть, это просто клинок, попавший в камень случайно?
— Эммер, — все же выдохнула я и приоткрыла ладонь, рассматривая камни, потемневшие и ставшие цвета морской волны.
— Да, детка. Он ждал свою наследницу почти сто пятьдесят поколений.
— Как получилось, что кинжал оказался в камне? И почему ты так взволнован?
Даниель прислонился к дереву и принялся рассматривать свои безупречные ногти на правой руке. Наверное, чтобы успокоиться и не показывать волнение. Почему кинжал Эммер так поразил его, ведь Даниель знал об этом артефакте? Я снова сжала рукоять и опробовала оружие. Нет, конечно, мне ни разу не приходилось применять его, но держать в руке и не взмахнуть пару раз, будто передо мной воображаемый враг — это невозможно!
— Легенда гласит, что после смерти мужа Эммер ушла вслед за ним, но не хотела забирать в могилу столь ценный подарок.
— Ларимары… — выдохнула я, вспомнив лекцию профессора Манчини.
— Да. Но и оставлять в несведущих руках тоже не смогла. Поэтому она воткнула его в камень, который пошел трещинами, и сказала, что вынуть кинжал сможет лишь женщина, готовая на все ради блага своего народа.
— Но кто-то до меня ведь уже.
— Нет! Ты первая, Адриана вед-Камли.
Я первая? Не может быть! Не может такого быть. Я просто скромная воспитанница монастырского приюта, со мной не может происходить таких вещей! Эта мысль проскользнула мышкой, но ее поймала другая мысль: ведь я из древнего рода, я могу делать немыслимые вещи, я обладаю силой! Значит, я избранная?
— Я избранная, да, Даниель?
— Да, детка, — рассмеялся он. — Ты избранная.
— А если я. этого не хочу?
— Избранных не спрашивают.
— Но мне страшно!
Он шагнул ко мне, отведя кинжал в сторону, и обнял, позволив слиться с собой, ощутить физическую силу его рук и поверить ему. Даниель поможет. Он не бросит меня одну. Он будет рядом.
— Я еще не совсем понял, что нужно делать со всем этим, детка, но я пойму.
— Все случилось не просто так, да? Быть может, потому что я должна спасти империю? Спасти Рохана?
Даниель отстранил меня, поднял лицо, заставив смотреть ему в глаза. Там бушевал огонь
— нет, не настоящий, как у Стрицев, а буря негодования и обиды. А что я такого сказала?
— Империю!
Ну да.
— Рохана! Цесаревича? Ты серьезно? Адриана!
— Ну что такое? — совсем расстроилась я. — Разве не в служении империи смысл долга каждого человека?
Даниель покачал головой, словно хотел показать, насколько я безнадежна, а потом процедил сквозь зубы, отпустив меня:
— Магия умирает, Источники больше не защищают землю от созданий из преисподней, орки захватывают все больше земель, а она думает о цесаревиче! Ты разочаровываешь меня, Адриана.
Он даже рукой махнул, показывая степень своей досады, и я нахмурилась:
— Но что я могу сделать одна? В моих силах предупредить об опасности, спасти от удара, но как я могу воздействовать на магию?
— Иди сюда, девчонка, — раздраженно бросил Даниель, присев перед одним из крестов, стоявших обособленно от кладбища. Я подошла, сжимая в руке кинжал так, что гарда впилась в ребро ладони. Даниель положил руки на камень креста, закрыл глаза и зашептал что-то — неразборчиво и быстро. Что он делает? Неужели вызывает дух умершего?
— Чего ты хочешь, маленький Велконти? — раздался за спиной мелодичный женский голос. Я замерла. Не умершего… Умершей!
