Она обратила на него внимание, как только он вошел в зал, и отметила, что в жизни принц еще красивее, чем на портретах, которые она видела в альтаусском дворце.
Ростом он выделялся среди всех присутствовавших, но его тело атлета отличалось еще завидной грацией. Полина решила, что этому способствовали верховая езда и регулярные упражнения.
Когда их взгляды встретились, принц протянул ей руку:
— Enchante, Mademoiselle
[3]
.
— Нет, нет! — воскликнула принцесса. — Говори по-английски. Полина — англичанка! Ее отец, сэр Кристофер Хэндли, британский посланник в Альтауссе.
Максимус улыбнулся.
— Англичанка! — сказал он. — Никогда бы не подумал, что у тебя будет фрейлина-англичанка, Маргарита! А что сталось с баронессой Швайц?
— Я предупредила папу, что никуда не поеду, если он пошлет со мной эту старую зануду!
Принц рассмеялся:
— Да, вижу, что мисс Хэндли явно не подходит под эту категорию.
Теперь, когда он перешел на английский. Полина отметила, что говорит он столь же бегло, как и Маргарита, и в его произношении акцент едва заметен.
— Это большая честь — познакомиться с вами, ваше высочество? — произнесла Полина, чтобы только что-то сказать.
Почему-то, обращаясь к принцу, она почувствовала некоторое смущение.
С детства путешествуя со своим отцом, Полина привыкла держаться свободно, однако в принце было нечто такое, что она почувствовала: ей трудно выдержать его взгляд или обратиться к нему непосредственно.
Это было настолько непривычно и несвойственно ей, что Полине показалось, что она выглядит глуповато, и с большим усилием она заставила себя снова поднять глаза на принца.
Возможно, она ошибалась, но ей показалось, что Максимус взглянул на нее как-то необычно.
Затем его вниманием завладела принцесса, а несколько позже царь представил принца остальным дамам.
В столовую больше никто не входил, и Полина с удивлением отметила, что обед задерживается, несмотря на обычную подчеркнутую пунктуальность царя.
И тут двери зала вновь распахнулись, и мажордом провозгласил:
— Княгиня Наталия Багратова, ваше императорское величество!
Взоры всех присутствовавших обратились к дверям, и Полина, увидев запоздавшую гостью, подумала, что еще не встречала в стенах Зимнего дворца более яркой персоны.
Платье княгини сверкало и переливалось при каждом ее движении, лебединую шею обвивало изумрудное ожерелье, крупные изумруды красовались в серьгах и диадеме, венчавшей ее голову.
Но дело было вовсе не в платье и драгоценностях. Ее слегка раскосые глаза и кошачья грация движений напоминали о повадках дикого зверя.
«Она похожа на тигрицу!» — подумала Полина, глядя, как княгиня пересекла зал и присела в реверансе перед царем.
— О, простите, простите меня! — произнесла она чуть хрипловатым голосом, который удивительно соответствовал ее внешности. — Я знаю, я опоздала и заслуживаю, чтобы меня заковали в кандалы и сослали на край земли! Единственным оправданием мне служит то, что я старалась предстать красивой перед вами, ваше императорское величество!
Ее слова прозвучали столь театрально, что царь рассмеялся.
— Передо мной? — переспросил он. — Ну, в этом я позволю себе усомниться! Однако пора к столу, и вы можете отложить ваши извинения на потом.
Он повернулся к царице, предложил ей руку, и когда они двинулись вперед, Полина обратила внимание на то, как княгиня, подойдя к принцу, также взяла его под руку, без слов демонстрируя их близкое знакомство.
За обедом они сидели рядом, и, поскольку соседями Полины оказались два весьма скучных господина, все внимание которых было поглощено едой, она могла без помех наблюдать за принцем.
Как она уже говорила принцессе, Полина умела достаточно хорошо понимать истинный характер человека по его внешности и поведению.
И сейчас она видела, что княгиня откровенно соблазняет принца.
Каждый взмах ее ресниц, каждое движение губ были вызывающи и манящи.
Беседуя, княгиня небрежно касалась пальцами руки принца, подчеркивая их интимную близость.
Полина заметила, что принцесса Маргарита поглощена разговором с великим князем Александром, царь на другом конце стола беседует с великим герцогом Людвигом, а царица, казалось, была целиком занята своим сыном, который сидел рядом с ней.
Остальную часть присутствующих составляли придворные, о которых Полина могла только сказать, что они прекрасно выглядят и великолепно одеваются.
Она уже знала, что вся русская аристократия заказывает туалеты в Париже. Ее собственное красивое, но не слишком дорогое платье терялось на фоне придворного великолепия.
Однако Полина утешила себя тем, что как фрейлина она и должна одеваться скромнее, не выделяясь в толпе.
В то же время она надеялась, что принц Максимус не счел ее слишком ничтожной и непривлекательной компаньонкой для своей сестры.
Думая о нем, Полина машинально разглядывала принца. Вдруг он поднял глаза, и их взгляды встретились.
Полина почти физически ощутила некую вибрацию, которая возникла между ними, и даже вздрогнула от неожиданности.
Это продолжалось не более секунды, но ей показалось, что прошла вечность, прежде чем она заставила себя отвести глаза.
Царь ел немного, и поэтому обед продолжался недолго. Царица отпустила гостей, чтобы они могли отдохнуть перед балом в честь принцессы Маргариты и ее брата, назначенным на одиннадцать часов вечера.
Этого девушки не ожидали, и, поднимаясь в свои покои, Маргарита воскликнула:
— Можете вы представить что-нибудь более нелепое, чем одеваться к обеду, потом раздеваться и затем повторять все снова?
— Мне представляется это пустой тратой времени, — согласилась Полина, — но раз уж бал дают в вашу честь, вам придется постараться выглядеть как можно лучше.
— Не понимаю, почему нельзя было объявить о бале заранее, — недовольно проговорила принцесса. — У меня с собой, конечно, много платьев, но сейчас на мне уже одно из самых лучших!
Полина знала, что принцесса привезла с собой все свое приданое.
У нее самой положение было куда хуже. В ее гардеробе имелось всего несколько действительно хороших платьев, и Полина не знала, какое лучше надеть на бал.
Они уже почти дошли до своих комнат, когда сзади послышались шаги.
Полина обернулась первой и увидела принца Максимуса. Он поднимался по лестнице следом за ними и выглядел великолепно.
Золотое шитье его мундира блестело в свете канделябров, а глаза выдавали легкое возбуждение.