Ринон посвятил Дженне с десяток писем. Судя по ним, он напрочь забыл про учёбу. Спасало только то, что любовь нагрянула незадолго до экзаменов, накануне каникул. А ещё то, что девушка напоминала ему готовиться к сессии. Ринон писал, что твёрдо намерен жениться, просил отнестись к Дженне, как к родной, обещал привезти её домой. Не привёз.
А ведь получается, что влюбился он незадолго до гибели. Это связано? Дженна, определённо, следует найти. А сперва расспросить о ней.
Кое-что в последних письмах мне не нравится.
Разум Ринону отшибло начисто. В жизни всякое бывает, но… Дженна почти наверняка маг, а не уборщица без дара. Могла она применить что-нибудь незаконное? С одной стороны, в академии проворачивать подобное рискованно. С другой стороны, могла и запросто.
Кстати, почему так внезапно? Почему Ринон не обращал на Дженну внимания почти весь год, а перед каникулами «поплыл»?
Сплошные загадки.
Фамилия девочки ни разу не упомянута. Да и имя… Дженна может быть как полным именем, так и сокращением, а может быть и вовсе вымышленным. И не факт, что девушка всё ещё в академии.
Я вздыхаю, продолжаю внимательно читать.
Чаю бы.
Я кошусь на дверь. Чайника в апартаментах нет, его принесут по первому требованию в любое время дня и ночи. Но если сделаю заказ, помешаю мадам Ох. Вдруг она спит чутко? Придётся обходиться водой и протирать лицо влажным платком.
Об учёбе Ринон всё же вспомнил. «Дженна не устаёт напоминать, чтобы я готовился к экзаменам. Она верит в меня и ждёт, что я покажу лучший результат среди однокурсников. Я обязательно оправдаю её доверие».
Из предпоследнего письма я узнаю, что Ринон сдал сессию на «отлично», Дженна осталась им очень довольна, и её благосклонность радовала его гораздо больше, чем личный успех.
Особое внимание я уделяю последнему письму. Ринон написал его незадолго до смерти. В тот день он уже планировал поездку домой. Я не знаю, есть ли связь между убийством и началом каникул. Интуиция говорит, что есть. Только вот я до конца не уверена, что это говорит интуиция, а не банальная зависть, к Дженне я заранее отношусь с предубеждением. А это неправильно, непрофессионально. Впрочем, эмоциям я волю не дам, так что всё в порядке.
Я возлагаю надежды на письмо, но, увы, оно ничем не отличается от предыдущих. Лишь в последнем абзаце я нахожу относительно полезное.
Ринон делится ближайшими планами, пишет, что во вторник сдаст комнату, на два дня останется в столице, потому что у Дженны есть дела, а потом они вместе… Последнее письмо — косвенное доказательство, что Дженна была не только в курсе планов, но и дала согласие на поездку.
Мда, не нравится мне, что все зацепки так или иначе указывают на Дженну. Слишком подозрительно, нарочито. Или такое впечатление складывается из-за приторности писем? Дженна — единственная, о ком Ринон писал много.
Последний заход — я перечитываю письма и заношу в тетрадку отдельно имена, которых попадается едва ли штук пять. Ринон предпочитал отделываться безымянным «я с сокурсниками». Отдельно выписываю немногочисленные факты, которые удаётся наскрести.
Письмо со старого континента я оставляю на завтрак.
Да, я могу не спать ночь и держаться бодрячком, но зачем себя изматывать?
Я устраиваюсь на диване, ложусь на бок. Лучше не думать, куда подкладывали диванную подушку, на неё я набрасываю свою куртку, а укрываюсь рукавом куртки чисто символически. И проваливаюсь в чёрный омут кошмара. Меня затягивает водоворот воды. То ли озеро, то ли болото — не понять. Берега стиснуты сочной непролазной зеленью, я бреду по колено в грязной мути. С трудом выдернув из ила ногу, поднимаю голову и вижу впереди красавец-лайнер. Корабль уверенно стоит на водной глади, но сбоку раздаётся хлюп, и корабль на глазах проваливается в бездну.
— Папа! — кричу я, рвусь вперёд.
Корабль проваливается ещё быстрее, но забирает с собой не всех. Папе удаётся не провалиться вслед за ним, а распластаться по поверхности.
— Помоги мне, — кричит невесть откуда взявшийся Ринон. Парень отчаянно взбивает зелёную ряску, то уходит под воду с головой, то выныривает, зовёт.
Почему он был на этом же корабле? Я понимаю, что что-то неправильно, но то, что это всего лишь сон, не осознаю.
А папа, хоть и не кричит, тоже тонет, долго ему не продержаться.
— Мирта, к берегу! К берегу! Спасай себя.
— Мирта Андрас, вы оставите их погибать? — возникает за моей спиной дознаватель.
— Помоги! — захлёбывается Ринон.
Папа молча скрывается под водой и ни через секунду, ни через три не выныривает.
С криком отчаяния я бросаюсь вперёд.
Сон разлетается осколками.
Я рывком сажусь на диване, протираю выступивший на лбу пот.
— Проклятье.
— Ох, Мирта, ты что-то сказала? — из спальни выглядывает мадам. — Я распоряжусь насчёт завтрака. Есть какие-то пожелания, Мирта?
Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела моих слёз. Меня всё ещё потряхивает. Сон был слишком реалистичным. Впрочем, к дурным снам мне не привыкать. Я растираю лицо ладонями и, ничего не ответив, сбегаю в ванную. Нет у меня пожеланий.
Настроение с утра испорчено, зато энергия бьёт ключом. Пока официант сервирует стол, я успеваю собраться. Завтрак я проглатываю, и приходится ждать мадам Ох. Впрочем, я не просто жду. Я перелистываю записи в тетради, прикидываю список вопросов, которые задам за чашечкой кофе. Это мой последний шанс что-то спросить. Мадам вернётся домой, я буду в академии, и поддерживать связь станет проблемой, тем более далеко не всё можно доверить бумаге.
— Мадам, — говорю я на прощание, — я уверена, Ринон не хотел бы, чтобы вы тревожились. Где бы ни находилось его тело, его душа на небесах.
— Береги себя, Мирта.
Я вздрагиваю.
Фраза почти дословно из моего кошмара, только папа сказал: «Спасай себя».
Багаж уже загружен в экипаж…
Несвойственный мне порыв, я сама себе удивляюсь, почему, зачем, но я делаю шаг вперёд и крепко обнимаю мадам, вдыхаю цитрусовый аромат духов. Я растерянно замираю. Мадам мне симпатична, но она посторонняя. Она проводит ладонью по моей спине между лопатками, и я напрягаюсь, отстраняюсь, сбегаю в экипаж…
День проходит в беготне. Я отношу вещи в комнату, затем спускаюсь к коменданту и сдаю в камеру хранения холодное оружие, боевые артефакты, папин арбалет. И просто положить свёрток в ячейку нельзя, ценности сдаются под опись.
Сперва комендант смотрит спокойно, почти благодушно, но после четвёртого ножа он уже не выглядит уверенным, что готов принять на хранение целый арсенал. Я продолжаю выкладывать свои сокровища, а у коменданта всё больше подёргивается веко.
Бумагу с подписью я получаю, как ни странно, без проблем. У меня складывается впечатление, что комендант не решается возражать.