Нет. Как бы ни хотелось, на Верочку нельзя было обижаться. Ведь в том, что у нее, как и у всех здесь, мозги потекли, тоже была виновата я.
− Кошкина! − Завопила я, что есть сил, увидев, что Катька уже стащила с себя блузку и принялась пальчиками за спиной шарить по застежке своего розового лифчика. − Ты-то что, мать твою, делаешь!
От моих воплей в ее глазах вдруг вспыхнул огонек разума и моя подруга заозиралась вокруг, будто впервые видя всех этих людей. Схватила с пола свою блузку и, на ходу просовывая руки в ее рукава, поспешила ко мне.
− А я что? Я ничего…
− Ну, хоть ты-то должна меня понять? Ведь это все не нормально! Где ваша гордость, люди? Это же всего лишь деньги!
− Ага… − Проворчала Катька, с явным сожалением застегивая пуговички на блузке. − Кому-то «всего лишь деньги», а кому-то второй кредит на лечение брата не одобряют.
И вдруг замерла, да еще и так решительно на меня посмотрела, что у меня все похолодело внутри.
− А знаешь, Алис… Верочка может и права. Нет! Ты не мышь, конечно! Да и с Ильей вы прекрасно смотритесь, но в целом… Нет, мы конечно друзья и все такое, однако здесь каждый за себя. Ты же мне денег на Кирюхино лечение не дашь, а твой Краснов сам предлагает… да и что мне стоит? Помнишь позапрошлый новый год в бане? Я конечно перепила знатно, когда в прорубь нырять пошла… но чего мне теперь-то стесняться? − И вдруг улыбнулась широко и, как настоящий ВДВшник, рванула блузку на груди с криком: − День нудиста, коллеги! Кто оставил труселя, тот головка от…
Я смотрела на подругу, с азартом стаскивавшую с себя вещь за вещью, и поняла. Все поняла.
Это и был его план − оставить меня в одиночестве. Лишить поддержки, бросить в пучину отчаянья, отобрать у меня все что дорого, чтобы потом я приползла к его ногам, готовая на все.
И что дальше? Мои сестры? Мама?… Папа? В том, что если он захочет, они не устоят перед его чарами, я не сомневалась ни на секунду. Готова ли я довести до этого? А если да… пусть даже это и даст мне время найти способ избавиться от него, что останется от моей жизни после того, как его не станет? Слабо верится, что все эти последствия моего локального армагеддона сгорят в адском пламени вместе с ним. Нет, если так пойдет и дальше, мне не продержаться целый месяц − он уничтожит меня и все, что мне дорого, куда раньше!
С этим нужно было что-то делать. Он появился в этом мире по моей вине… и я должна была исправить свою ошибку.
Сжав кулаки, так что ногти до боли впились в кожу, я спрыгнула со стула и решительно пошла вперед, как Моисей морские волны, раздвигая впереди себя голых и почти голых людей.
Возле кабинета Ильи точно злобный, вечно голодный цербер меня встретила секретарша Верочка.
− Стой! Ты куда это! − Сказала повелительница кофеварки и телефонного аппарата, перегородив мне дорогу. − Илья Александрович занят. Он велел не беспокоить его, пока все в офисе не выполнят распоряжение.
Воспринимать ее воинственный настрой всерьез было сложно, потому что упершая руки в стройные бока и широко расставившая длинные ноги Верочка, была совершенно голой.
− Мне надо. − Хмуро бросила я и сильно пихнула ее локтем под ребра, освобождая себе путь.
Та охнула и не успела среагировать. Вцепилась мне в рукав кофты, когда я уже с ноги открыла дверь кабинета господина Главного Говнюка.
− Надо поговорить. − Прорычала я, сбрасывая с руки вцепившуюся в меня мертвой хваткой Верочку.
− Илья Александрович! − Прохныкала она так, словно я у нее школьный завтрак отобрала и за косички дергала. − Я пыталась… позвать охрану?
Да… зови. Парням из ЧОПа, охранявшим наше офисное здание, будет очень интересно посмотреть на филиал Кащенко, который открылся в «Красном Кактусе» по вине этого фотошопного монстра.
− Все хорошо, Верочка, − ласково и, что бесило еще больше, спокойно отозвался Илья, элегантно убрав свои длинные ноги со стола Аллочки Петровны. Бывшего стола Аллочки Петровны.
Все так же сладко улыбаясь, он выскользнул из кресла, двигаясь по-кошачьи плавно, подошел к нам и выдохнул Верочке прямо в лицо
− Оставь нас.
− Но… нн-но…
Что именно «но» услышать не удалось, потому что перед носом совершенно обнаженной секретарши достаточно резко захлопнулась дверь.
− Чего хочет, моя ласточка? − Обратился он ко мне, натянув на модельную физиономию самую сладкую улыбочку из возможных. − Повышения зарплаты без раздевания? Хмм… тебе не нравятся мои игры? А зря! Вон, посмотри, им же весело!
Жалюзи на окне в офис за его спиной резко открылись, демонстрируя моих коллег, бодро рассекавших по всему оупен спейсу в чем мать родила.
Я испуганно ойкнула, ведь открыл он их не руками, а… силой мысли? Стоило бы уже привыкнуть к тому, что все происходящее со мной действительно имеет мистические корни… но нет. Каждый раз мне хотелось ущипнуть себя побольнее, чтобы наконец проснуться.
− Я бы сказала… страшно. − Прошептала я, не сводя с него глаз. Просто боялась, что стоит мне отвернуться и он провернет еще какой-нибудь фокус. − Это все страшно. Тебе ведь совершенно все равно, да? Что дальше с ними станет… хотя, кого я спрашиваю.
Смотрит на меня в упор, улыбается. Знать бы, что за мысли сейчас роятся в его озабоченной модно подстриженной голове… впрочем, с него станется придумать для меня хоть сотню казней Египетских, лишь бы добиться своего. Но я больше не доставлю ему такого наслаждения мучать меня.
− А знаешь, ты был прав тогда… на празднике моей семьи, − говорю и внутри нервы натягиваются до трясучки! О, Боже… неужели это я… я говорю ЕМУ! − Я не продержусь месяц.
Его лицо будто оживает. Демон игриво прикусывает пухлую губу и щурится, точно кот на оставленную на столе сметану. В один шаг сокращает расстояние между нами, нависая надо мной и обдавая меня ароматом своего терпкого… такого мужского парфюма. Нежно касается моих волос, выделяя длинным пальцем один единственный локон и накручивая его, словно остатки моих нервов. И мне хочется наорать на него, потому что все это так противоестественно для меня и в то же время сексуально…
− О да… − Томно выдыхает мне в лицо, глядя в упор своими омутами, с расширившимися как от кайфа зрачками, в которых пляшут черти. − Ты признаешь, что я величайший из великих и теперь ты знаешь что хочешь меня? Да, детка? − Смеется своим бархатным смехом… вот ведь сука! И даже смех у него красивый, хотя я не продумывала его образ ДО ТАКИХ мелочей. − И что, хочешь прокатиться на красном змее в мир наслаждений и разрата? − Улыбается, а мне остается только губу себе до боли прикусить, чтобы не сказать, что прокатиться я хочу только гусеничным трактором по его свежей могилке… − О, дай подумать. − Издевательски щелкает пальцами, в которых тут же материализуется небольшая записная книжка в переплете из красной кожи. − Где бы найти для тебя свободный часик…
