− А как же грехи? — спросил я.
− Ой, в раю такого точно не будет, − посмеялась она.
Ну, с таким ответом я не мог не проникнуться к этой особе и не трахнуть ее на прощание еще разочек, перегнув через стол. Трахать я научился быстро. Дурное дело не хитрое, что там уметь? Если жить захочешь и не такие фертеля выучишь, а там что надо было? Вставить, долбить до криков и сорванного голоса. Это уже потом с искушенными дамами надо было мудрить, а тогда как ни суй — все пойдет.
Только Алисе про это не стоит рассказывать, а то засмеет…
Главное, что тогда мы и разделились на тех, кто души у людей отбирает и тех, кто просто с ними трахается. Как Люцифер додумался до первого, я не знаю. Может, просто попросил его накормить за услугу и все само получилось. Магические договоры они такие: пожал руку и условия выполнились сами, даже если деталей никто не знал. Все отцовская вредность…
− Слушай, − наконец оживаю я, обгоняю Алису и шагаю дальше спиной вперед, чтобы видеть ее лицо.
Несмотря на дурные воспоминания, сил у меня не уменьшилось, бодрость меня не оставила, член не подпрыгнул и под ребрами не подсасывало пустотой. Ляпота!
− У тебя мечта есть? — спросил я, − Ну вот что-то такое, что ты всегда хотела, но боялась?
Просто я вспомнил себя в то время и те мечты. Назад в Рай я не хотел. Пусть подавятся своей блаженной небесной землей, а лучше нежными плодами! Я просто хотел перестать испытывать этот голод, мучительный гнетущий. Вот правда будто где-то на стыке живота и груди воронка и она все всасывает и всасывает. Всосец какая-то…
Просто вот сейчас я этого не чувствую и не представляю, что может быть прекрасней этого чувства, и если у нее есть мечта, то почему бы мне ее не исполнить? Мне что трудно? Я может и падший, может и инкуб, но я все еще существо, владеющее силой, и могу больше, чем просто человек.
− Есть, конечно, − отвечает она мне с улыбкой, но тут же с подозрением хмурится, − но это очень дорогостоящая информация.
Эх, не доверяет мне, но ничего, скрывать мне нечего.
− Так я ж не просто так, − говорю ей прямо. − Я ее исполню, хочешь?
Что юлить? Я хочу сделать ей подарок, такой, которому она будет рада, а то в ее вкусах я ничего не понимаю. Как можно было радоваться вот этому кино с лапши из милых дам?
Я просто ей улыбаюсь, а она почему-то еще больше настораживается.
− Не пытаюсь я тебя соблазнить, − добавляю я устало. — Правда не пытаюсь.
− Это и странно, − бормочет она себе под нос, но я решил сделать вид, что не слышал.
− Просто скажи, − прошу я.
Мне хочется взять ее за руку, но мне страшно и неловко, почему-то кажется, что это сейчас глупо и я замираю как болван, глядя на ее руку, на палец, которым она задумчиво постукивает по своему подбородку.
− Ну, не знаю. Это очень личное, − говорит она. −Давай так. Ты мне свою мечту, а я тебе свою. Только честно, без обмана.
Она мне пальчиком грозит, и я улыбаюсь, смешная такая.
− Ладно, − говорю я и вздыхаю.
Хотеть не жрать — это старая мечта, почти забытая, такая, о которой я уже не думал. Мне казалось, что это невозможно, поэтому была у меня последних веков пять другая мечта, очень глупая, между прочим. Точно засмеет…
− А ты не будешь смеяться? — спросил я и даже глаза неловко опустил.
Нет, ну правда, я альфа-ангел или альфа-демон, короче, самец всея всего и такие признания. Кто узнает — точно засмеет, и эта вон не верит.
− Я? Смеяться? Над тобой? Ты сейчас прикалываешься надо мной, Краснов? Скорее ты над моей смеяться будешь… она… глупая… моя мечта.
− О, точно не глупее моей! — заявляю я и не могу не рассмеяться.
Стоим тут с ней, как два идиота-пятиклассника мнемся. Я меч на бога поднял, что — я какой-то девочке не могу признаться в своих желаниях? Настоящих, искренних, а не в этих потребностях хищника.
− На самом деле это не мечта, − начинаю я. − Это… знаешь, что-то такое. Даже не знаю, как сказать правильно.
Я умолкаю на миг, чтобы подобрать слова. Когда ты что-то только чувствуешь и никогда не пытаешься превратить в слова даже мысленно, вечность не помощник в подборе слов. Пришлось говорить не красиво, а как получится.
− Мне хотелось, ну чтобы кто-то искренне ко мне прикоснулся, обнял… без магии, а… ну сам. Понимаешь?
Она опять прищурилась, замерла. Поджала губы. Не верит мне наверно. Рассматривает меня внимательно. Это, блин, даже обидно, что не верит, а ведь даже как на след ее вышел, как личину Краснова надел, так даже по бабам не ходил, дразнил только. Алла Петровна, развратница, при мне себя ублажала и лезла в штаны. Для перекуса и так норм было. Катя слюнями капала, а я ее получить хочу… Или уже не хочу?
Мы как-то случайно встретились взглядом. Я уже готовился к язвительным обвинениям, стою, как у столба, когда таких как я еще жгли, и думаю: жги, черт с тобой!
Она улыбнулась и, резко раскинув руки, вдруг меня обняла. Сначала дурашливо, по-детски, а потом прижалась так по-доброму, нежно, потерлась носом о мою рубашку и меня окатило таким жаром, такой силой… Я чуть не захлебнулся от нее. Вот реально, словно мой идиотский всасун вывернулся и все выплюнул, что веками пожирал.
Я даже не дышал пару мгновений, пытаясь понять, что это за чувство такое, полноты… фу, полнота — это что-то про член в заднице, а такому не бывать… но…
− Ты это… чего? — спрашиваю я, как идиот, чтобы убедиться, что я все еще жив.
− Ну, исполнилась? — спрашивает она и поднимает на меня глаза огромные, красивые, искренние. − Ой… или ты от кого-то конкретного обнимашек хотел… не от меня?
У меня даже голова закружилась. Прижал ее к себе осторожно, но крепко уткнулся носом в ее макушку. Так бы и держал ее рядом.
− Дурная же ты, Алиса, демона и вот так вот…
Она же душой нараспашку ко мне. Она же вот так по-настоящему, целиком открылась и кому? Искусителю. Ой дурная, ее же другой бы мог так обидеть, души лишить, такую глупую.
− Ты же сейчас душу показываешь, − говорю я ей, хочу объяснить, почему это опасно, но не могу. Чувствую себя котом, которому дали потереться о чью-то… душу.
Она только плечами пожала и прижалась ко мне покрепче, а потом вздохнула.
− Так если есть что показать, почему не надо показывать? — спросила она.
И это она про душу? Ох, мышка моя, ласточка, девочка моя глупая. Не то что демонам — людям ее показывать опасно, но говорить об этом я не хочу, просто обнимаю ее, как блаженный болван… Хотя нет, простите, − сытый блаженный болван!
