Джим вздохнул и опустился в кресло.
— Вы были очень добры, — вымолвил он. — Мне вряд ли удастся отблагодарить вас.
— И не пытайтесь, — посоветовал доктор. — Занимаясь своим профессиональным делом, мы никогда не рассчитываем на благодарность. Единственное, чего мне хотелось бы, — услышать историю заболевания.
Он уселся напротив Джима и вытащил из протянутого ему ящичка сигару.
Джим помолчал несколько минут и начал рассказ. Говорил он тихо, тщательно подбирая слова, голос его время от времени прерывался.
— Когда я впервые встретил свою будущую жену, — рассказывал он, — меня, естественно, привлекла ее красота. И еще мне хотелось ее защитить, потому что первый муж совершенно недопустимым образом ее третировал.
Он всегда разговаривал с ней, как с ребенком, не отвечающим за свои поступки. Меня это доводило до бешенства, мне было жаль ее, я должен был оградить ее от грубости мужа.
Она привязалась ко мне, со временем получила у мужа развод, не вовлекая меня в этот процесс.
Я ничего не знал о ее семье и очень мало о ней самой. Я не видел ее, и лишь когда развод был оформлен по всем правилам, она приехала в Лондон, и мы встретились после длительной разлуки. Да, мы не виделись почти год.
Сейчас я могу признаться, что за время разлуки с Энн я понял, чем были вызваны мои чувства к ней — мимолетной страстью и жалостью.
В действительности я не любил ее, хотя понял это лишь тогда, когда влюбился в другую женщину. Однако обстоятельства сложились так, что к приезду Энн в Лондон я был абсолютно свободен в полном смысле этого слова. Но прошло время, и я никак не мог заставить себя полюбить ее.
Она приехала ко мне после развода взволнованная и радостная, очень красивая, но красота ее уже меня не трогала.
Энн пылко выражала свои чувства, правда, мне показалось, несколько истерически.
Я думал тогда, что отношусь к ней слишком придирчиво и, может быть, не совсем справедливо, и принуждал себя быть милым и любезным.
Мы назначили свадьбу через несколько недель, и тут я попросил ее представить меня своим родственникам.
«Они за границей, — сказала она, — они живут за границей. Я никогда с ними не вижусь».
При этом Энн как-то загадочно посмотрела на меня, и я почувствовал, что она лжет. Я много думал об этом и не мог найти объяснения тому, что мое знакомство с ее родными было для нее нежелательным.
Но раз ее родственников не было в Англии, я повез ее к своим, и все они восхищались ее красотой и обаянием. Произошел лишь один инцидент, который имеет отношение к истории ее болезни.
Я повез Энн к своему дяде. Теперь старик проводит почти все время в клубе, но некогда был известнейшим егерем.
В разговоре я мельком упомянул, что Энн жила в Лестершире, он сразу же навострил уши и поинтересовался, охотилась ли она.
Она ответила отрицательно, а я добавил, что ее первый муж был страстным любителем охоты с гончими. Дядя, услышав его имя, моментально вспомнил его, так как встречался с ним несколько лет назад.
— Впрочем, не может быть, чтобы это был он, — засомневался дядя. — Тот, кого я знал, женился на девушке из печально известной семьи в Сомерсете.
К моему изумлению, Энн при этих словах вскочила и заявила, что нам надо идти. Сославшись на то, что нам предстоит еще один визит, она поспешно вытащила меня из дома.
В тот момент я не придал этому значения. Позже, вспомнив об этом, я пришел к выводу, что ей был неприятен этот разговор, так как был связан с первым мужем или его родственниками.
По правде сказать, тогда этот инцидент не заставил меня о чем-либо задуматься, но позже я вспомнил об этом.
Как вам известно, мы поженились в бюро регистрации и уехали на медовый месяц за границу, в Монте-Карло. Я с самого начала опасался, что Энн во мне разочаруется.
Господь свидетель, Мортон, я говорю вам правду. Я старался быть ей хорошим мужем, но мужчине трудно быть пылким любовником, когда сердце молчит, и, несмотря на все старания, мне не удалось испытать к Энн настоящей любви.
Она же с какой-то неистощимой энергией требовала, чтобы я уделял ей время и внимание.
Мне казалось, она страстно жаждет получить все, что я могу дать, и добрую долю того, чего не могу.
Однажды вечером в Монте-Карло между нами произошла ссора. Все началось с того, что я ей не оказал какого-то знака внимания. С ней вдруг началась истерика.
Энн кричала, рыдала, пока я по-настоящему не встревожился. Я послал за доктором, и тот прописал успокоительное и отправил ее в постель.
Это была первая ссора из числа многих других скандалов, которые в течение следующего месяца превратили нашу жизнь в ад. Наши отношения становились все хуже и хуже.
Она плакала и кричала до полного изнеможения, а потом впадала в полуобморочное состояние, почти не сознавая окружающего.
К тому времени, как мы должны были возвращаться в Англию, происходящее стало серьезно меня беспокоить. Как вы помните, вскоре после приезда я пригласил вас, зная, что вы обратите на все это самое пристальное внимание.
Энн оказалась безумно ревнивой. Если я упоминал в разговоре имя горничной, она обвиняла меня в недостойных поступках.
Если я снимал шляпу перед знакомой на улице или кланялся в ресторане приятельнице, она начинала проявлять признаки сильного возбуждения и устраивала очередной скандал.
Все это кажется какой-то фантастикой. Выходя с ней из дома, я каждый раз молился, чтобы не встретить никого из знакомых.
Потом она раскаивалась, обнимала меня, вымаливала прощение, но как будто бы не совсем понимала, что говорит и что делает.
Как-то подобная сцена разыгралась из-за какой-то совершенно непримечательной женщины, с которой мне пришлось поговорить, и когда мы вернулись домой, она разорвала на себе одежду в клочья и переколотила все, что попалось под руку.
Честно сказать, я стал испытывать к ней отвращение и со страхом раздумывал, что будет дальше. Именно тогда я попытался связаться с вами по телефону, но вас не оказалось на месте.
Я вызвал врача, который был поблизости.
Когда он появился, жена моя лежала на полу, истерика уже стихла, и она постепенно впадала в состояние комы.
Пол был усыпан осколками разбитых ею вещей, ее растрепавшиеся волосы были в полном беспорядке, лицо залито слезами. От былой красоты не осталось ничего.
Мы с доктором перенесли ее в постель, он сделал успокаивающий укол, а выйдя из спальни, спросил у меня:
— Не было ли в семье вашей жены случаев сумасшествия?
Слова эти прозвучали, как удар грома. Я, конечно, и раньше должен был заподозрить, что у жены есть некий секрет, который она любой ценой хочет скрыть от меня.
