Только ощущения разительно отличались.
На этот раз последствия «забора» ограничились лишь небольшим головокружением, которое прошло после пары шоколадок и настоя антидонника, что Юджин предупредительно захватил в термосе.
— Главный вопрос на повестке дня — как помочь остальным, — подытожила я начатый разговор. — Меня ведь не просто так посчитали шпионкой, верно? Есть среди студентов те, кто докладывает обо всём Магистрам?
— А ты умная, — вскинул брови Юджин и невесело усмехнулся.
— Скорее, догадливая, — ответила я польщённо. Не знаю насчёт ума, но вот кто сейчас самый счастливый, тот я.
— Хуже всего, что в Аусвер всё очень непредсказуемо, — вздохнул Юджин. — Сегодня он или она — идейный борец против режима, а завтра… Всем страшно, Аврора. Самый лучший рычаг давления на мага — его дар. И жизнь. Поэтому ты права в том, что никому нельзя верить. Слишком рискованно. А мне-то как доверилась? — после небольшой паузы спросил он.
— Да у тебя на лице написано: сдохнешь, а не прогнёшься, — пожала я плечами. — С остальными сложнее.
Юджин вздохнул.
— Я ведь даже с девочками поделиться не могу, — в свою очередь вздыхая, продолжила я рассуждать вслух. — Всё думаю, чем это может для меня обернуться. Я даже не о том, что мне могут взять и «перекрыть кислород». Но, похоже, по совершенно непонятной для меня причине у меня одной есть доступ к этой странной книге, где хранится информация, как всем помочь. Вообще всем, понимаешь? А если Магистры об этом узнают?
— Тебя заберут в «Преторий», — вздохнул Юджин. — Будут исследовать. А то и на опыты пустят. Или, пользуясь твоей особенностью восстанавливать силы, получая магию из пространства, будут «доить» непрерывно. На сколько хватит…
— Я не хочу, — помотала я головой и, подумав, добавила: — К тому же вести всех ночью в пагоду слишком рискованно… Сам видел, прошлой ночью еле ушли.
Южина передёрнуло от воспоминания.
— А ты действительно бесшумно ходишь, — сказал он. — Как тень.
Я грустно улыбнулась.
— Наверное, это одна из особенностей нелюбимых детей, — пожала я плечами. — Скользить тенью, не привлекая лишнего внимания. Сколько себя помню, всегда мечтала быть незаметной. Чтобы не видеть в глазах брезгливости, злости, досады…
Чтобы не всхлипнуть позорно, я закусила губу. Но носом всё равно шмыгнула.
— Ты чего, Ро? — рука Юджина взметнулась к моему лицу, но так и застыла в воздухе, не коснувшись щеки. — Ты очень красивая!
— Это ты из вежливости, — опустила я взгляд.
— Из какой ещё вежливости? — он отдёрнул руку, словно боялся обжечься. — Ты вообще себя в зеркало видела?
- Ладно, — отмахнулась я. — Попытка засчитана. Так вот ладно, ещё я… Или мы вдвоём с помощью Игрит. А как целой группой в пагоду припереться? Всей академией? Нет, это не выход… в книге сказано, что от неё ничего не зависит. Вообще ничего. Это всё умение контролировать дар. Надо только разобраться, как это делается…
И замолчала. Потому что страшно стало. Если каждый маг обретёт такую силу, что не то, что паводок, горы по воздуху пустит… Жуть.
— А я ведь тоже нелюбимый ребёнок, — вдруг сказал Юджин. Он поднял взгляд в небо. — Даже больше, чем нелюбимый. Не родной. Я узнал об этом, когда отчим «сдал» меня миротворцам.
— А кто твой родной отец?
По-прежнему не глядя на меня, Юджин пожал плечами.
— Мать нагуляла меня от беглого каторжника. От мага. Есть места похуже, чем Аусвер, Аврора. Это в Преториуме нестрашно родиться с даром. Своих они в расход не пускают. В дистриктах же… сложнее, намного. Есть колонии для таких, как мы. Для тех, кому повезло меньше. В Хазире, например. Это неподалёку от моего дистрикта.
Голос его стал глухим, взгляд устремился в пустоту. Видно было, что говорить ему нелегко, но выговориться нужно.
— Отец — ну, то есть я до последнего думал, что отец, когда-то был скорняком. Держал небольшую лавку, торговал в ней собственноручно выделанными шкурами и кожей. Однажды он долго отсутствовал в дистрикте. То ли на охоте был, то ли по торговым делам… И мать целый месяц прятала в доме каторжника — беглого мага, из Хазиры. И когда вернулся отец — этот каторжник был первым, кого он сдал. А потом стал жандармом. Я-то другим его не помню, но соседи рассказывали, что его тогда словно подменили. Уезжал одним человеком — вернулся другим. Я потом уже понял, это потому, что мать оказалась беременной. Мной. Дар у меня в семнадцать лет обнаружился.
Он вдруг криво усмехнулся.
— Мать, когда узнала, всё умоляла прятать дар. А я в толк не мог взять, думал, она перегибает палку: ну ладно ещё от других прятаться, но от семьи? Меня ведь, сколько себя помню, в глаза звали сыном жандарма. Я, конечно, прятал, ну, как мог. Несколько лет. Пока не расслабился. Но о том, что отец меня сдаст, я никогда не думал. Представить такое дико…
— А что потом? — тихо спросила я, когда Юджин замолчал.
Он вздрогнул, но ответил.
— В тот же день, когда отчим узнал, что я одарённый, он сдал меня миротворцам. Попрощаться с братьями не дал, как будто магией заразить можно!
Я молчала. А что тут скажешь? Значит, Юджин такой же изгой, как я. Жандармов не просто ненавидят. Их презирают. И часто доходит до мести, до самосуда. Миротворцы не всегда успевают… Да и не всегда спешат, чего уж там. Быть в собственном дистрикте жандармом… соглядатаем, надзирателем, шпионом… Что может быть хуже? Наверное, только быть сыном жандарма…
— Что у тебя с ним? — вдруг спросил Юджин, рывком оборачиваясь ко мне.
Я захлопала ресницами, не сразу поняла, о чём он. То есть о ком. А когда поняла, почувствовала, как к щекам приливает жар.
— С кем? — тем не менее спросила я, надеясь, что удастся уйти от неловкого разговора.
— Ты поняла, с кем, — сказал Юджин. — С Сенекой.
Я не стала опускать взгляд. Мне стыдиться нечего. Ну разве чуть-чуть. Но это моё дело!
— Давай не будем об этом, ладно?
— Он вынудил тебя? — не отставал Юджин. — Заставил?
— Юджин, пожалуйста… — покачала я головой. — Просто поверь, я здесь такая же пленница, как и все.
— Ты единственная, кто так спокойно отреагировал, когда узнал правду.
— Ну, не так и спокойно, — возразила я.
— Аврора! Я видел новеньких, бьющихся в припадках, привязанных к кроватям, с палками-кляпами в зубах! Видел ползающих на брюхе перед Магистрами! Видел…
— Ну вот ты и ответил на свой вопрос, — оборвала я его. — Скажи, мой припадок что-то изменил бы?
Юджин покачал головой.
— Скорее всего тебя заперли бы в лазарете и доили безостановочно. Пока не пообещала бы быть паинькой и не сеять панику и вольнодумие среди студентов, — сказал он уверенно и как-то горько.
