Я с нетерпением жду каждого прихода сестры. Никогда не думала, что будет так тяжело. Я невероятно, до крайней степени утомлена и страстно жажду видеть рядом хоть кого-нибудь взрослого. Я стала одной из тех, кто заводит разговоры с продавцами в магазинах и приходящими на дом патронажными сестрами. Дело не просто в общении, а в уверенности, что рядом со мной и ребенком есть еще кто-то, и хоть на несколько минут ответственность за малыша, постоянно давящая тяжким грузом, лежит не только на мне. Джеймс так мал и уязвим, а я – все, что у него есть. За мной всю жизнь тянется шлейф неверных решений, как же я могу теперь принимать их и за него тоже? Я чувствую на себе взгляд сына – кажется, даже он знает, что я неудачница, которая только каким-то чудом еще держится на плаву. Денег у нас нет. Я не могу работать, потому что Джеймса не с кем оставить, Роб подкидывает что-то только от случая к случаю и куда меньше, чем нужно. Помогает Джоанна, она всегда приносит конверт с наличными и тактично подкладывает под одну из бутылочек Джеймса на кухне – явный знак, что это для него, не для меня.
Сестра отлично управляется с малышом, ловко меняет подгузники, одевает-раздевает, кормит. Она в курсе всех последних веяний в искусственном вскармливании. Джеймс уже ползает, и она приносит пластиковые заглушки на розетки, ограничители для выдвижных ящиков и ограждение с калиткой, чтобы он не мог попасть на кухню. Я хожу как зомби – младенцем он часами спал в своей корзинке, а теперь с него глаз нельзя спускать. Днем его не уложишь, в квартире вечно влажно от сохнущей одежды, везде валяются игрушки, не смолкает глупый бубнеж детских передач по телевизору. Джоанна говорит, что нужно гулять с ребенком в парке, брать его на групповые занятия… Я не в силах. Мой позор следует за мной шлейфом, как дурной запах, я вижу иногда, как он действует на людей – то косой взгляд на почте, то перешептывание двух мамочек в библиотеке. Однажды в магазине меня припирает к прилавку тетя Карен.
– Грязная шлюха! – разоряется она. – Как тебе не стыдно на людях показываться!
У меня звенит в ушах от ругательств, пока охранник выводит ее за дверь и предупреждает больше здесь не показываться.
– Да наплевать! Ноги моей не будет в магазине, куда ходит эта тварь!
С горящим лицом я чувствую на себе взгляды остальных покупателей. Они стараются не смотреть в мою сторону и говорить о другом, но все равно нет-нет да оборачиваются.
Роб совсем отдалился. За десять месяцев он навещал нас всего шесть раз. Оправдывается работой и тем, что живет теперь далеко, однако на самом деле, я уверена, просто трахается с кем-то на стороне, несмотря на то что Джоанна следит за ним как ястреб. Хоть Роб и говорит каждый раз, как он любит «своего маленького мужичка», толку от этого немного. Они гуляют с Джеймсом в коляске по парку, как-то были в контактном зверинце и еще в детском развлекательном центре. Каждый раз ребенок возвращается в грязных подгузниках, голодный или капризничающий. Меня бесит, что Роб сует мне его обратно, а сам в буквальном смысле упархивает в закат, пока я тут гнию одна.
Однако обаяния и шарма моему бывшему возлюбленному по-прежнему не занимать; я понимаю, что это лишь дешевая показуха, но меня все еще влечет к нему. Я убеждаю себя, что мы могли бы все исправить, если бы только Джоанна исчезла со сцены раз и навсегда. Она теперь таскает его к брачному консультанту и в церковь матери. Идет разговор, что Роберт может вернуться домой уже к Рождеству, чтобы начать все сначала, с чистого листа.
– Он теперь другой человек, – говорит сестра, убеждая саму себя. – Наверное, мы немного поторопились с ребенком. Робу нужно было больше времени, это стало его реакцией на давление, – добавляет она, видимо, со слов брачного консультанта. Кажется, все только и стремятся оправдать несчастного мужа.
Часики тикают. Если я хочу заполучить его обратно, чтобы у Джеймса была нормальная семья, нужно действовать, пока они с Джоанной опять не съехались. Я начинаю больше внимания уделять своему внешнему виду, надеясь на возрождение прежних чувств. Вес, набранный за время беременности, наконец ушел, и, несмотря на круги под глазами, я знаю, что выгляжу очень даже неплохо, уж точно лучше сестры. Пусть Роберт видит, что потерял. Я шучу, смеюсь, держусь как можно естественнее. Хлопочу вокруг него, то ненароком дам заглянуть в вырез, то как бы случайно покажу так нравившиеся ему черные кружевные трусики, когда наклоняюсь, меняя Джеймсу подгузник. Джоанна такие никогда не надела бы, а мужчины вроде Роба от них без ума.
Идею совместной поездки за покупками подает мне сестра. Скоро у Джеймса первый день рождения, и она хочет пойти с малышом в магазин, тряхнуть кошельком. Не верится, что минуло уже почти двенадцать месяцев, а я все еще одна с ребенком. Пора Робу взять на себя ответственность и поступить как порядочный человек. Его возвращение к Джоанне нужно задушить в зародыше. Если бы только мы могли провести какое-то время наедине… Джоанна собирается взять Джеймса на рождественскую ярмарку и в полном восторге от мысли, что все будут считать их мамой и сыночком. Я стараюсь так подгадать, чтобы этот поход выпал на день, когда Роб будет в городе. Делаю макияж и прическу, покупаю новый лифчик. По мне ни за что не скажешь, что меньше года назад я вытолкнула из себя трехкилограммового ребенка. У меня мурашки идут по коже от предвкушения.
Однако Джоанна же все и портит – внезапно слегает с острой инфекцией мочевого пузыря.
– Перенесем на другой день, – предлагаю я, привалившись головой к стене, убитая разочарованием. Это конец.
Ничего подобного – Джоанна сама преподносит мне мужа на блюдечке.
– Джеймс не должен страдать из-за меня. Пусть его возьмет с собой Роб.
Оглянувшись на малыша, я коварно улыбаюсь. Такой шанс я не упущу.
И конечно, все идет совсем не так, как задумывалось. Роберт с самого начала не в настроении, а когда я говорю, что пойду с ними, злится еще больше. Само собой, он видит меня насквозь, но я-то знаю все его слабости. Немного лести, немного флирта, и он сам приползет ко мне на коленях. Бессердечно? Нет, на самом деле так будет лучше для всех нас: у Джеймса появится настоящая семья, а Джоанна после окончательного разрыва с мужем быстрее найдет себе человека, который полюбит ее по-настоящему и станет относиться к ней с уважением.
Мы едем в моей машине, потому что Роберт не захотел переносить детское кресло в свою. Он занимает чуть ли не половину маленького «форда». Каждый раз, когда я переключаю передачу, моя ладонь оказывается совсем рядом с твердым мускулистым бедром – так и хочется сжать его через джинсы. Или наклониться и поцеловать предплечье, небрежно закинутое на мой подголовник. Заметил ли Роберт, что я сделала прическу и наконец сбросила набранные килограммы? Я смеюсь громче нужного над какой-то шуткой, и он самодовольно ухмыляется. Господи, вот болван!
Я всегда считала, что пойти на рождественскую ярмарку с маленьким ребенком – плохая идея, тем не менее уговаривала себя, что может выйти романтично. Например, мы поцелуемся под какой-нибудь омелой, и дальше все понесется. Однако навязываемые со всех сторон веселье и всякая всячина, продаваемая вразнос, только наводят тоску. Роб покупает нам глинтвейн, он переслащен, но я приканчиваю свою порцию в два глотка и протягиваю стакан за новой.
