– Эй, эй, не части, – улыбается Роб.
Наши глаза встречаются, и на секунду его взгляд становится прежним – хищным и жаждущим. Я с намеком приподнимаю брови – не могу же я действовать сама, нужно, чтобы мужчина сделал первый шаг. Однако, почувствовав опасность, он сразу берет себя в руки – словно заслонки закрываются изнутри.
Когда дождь загоняет нас с улицы в торговый центр, я раздражена и расстроена. Раньше я любила ходить по магазинам, но сейчас постоянно сижу без гроша. Не помню уже, когда я последний раз баловала себя какой-нибудь обновкой. В душе все закипает, однако я заставляю себя смеяться и растягивать губы в глупой улыбке, лишь бы не быть как Джоанна. Мы заходим в магазин для детей. Роб напрягается. Меня так и тянет слететь с катушек и выдоить его кредитку досуха, но такое пассивно-агрессивное поведение как раз в духе сестры. Вместо этого мы, немного полюбовавшись, как Джеймс лупит ручонками по всякой яркой пластиковой дешевке, покупаем только несколько очень практичных пижамок и пару книжек. На лице Роба читается облегчение – видимо, расходы на ЭКО до сих пор остаются тяжким бременем.
Нужно где-нибудь поесть, однако везде куча народа – дождь всех загнал внутрь. Мы занимаем очередь к столику в сетевой итальянской кафешке, где куча семей с верещащими карапузами. Не в такой атмосфере планировалось обольщение, и все же я решительно настроена как можно лучше использовать наше время вместе. Не знаю, смогу ли я выдержать еще год одна.
Наконец нас усаживают за столик, но у Джеймса полный подгузник. Менять, разумеется, мне. Ни слова не говоря, я беспечно удаляюсь в туалет с малышом на бедре. Пусть Роберт видит, что я отличная мать и что жизнь втроем будет вовсе не обременительной для него. К тому же, несмотря на дождь и долгую ходьбу, я выгляжу все еще отлично, куда лучше многих мамочек в кафе. Я возвращаюсь грациозной походкой, с улыбкой на лице, привлекая восхищенные взгляды других отцов. Однако Роб не отрывается от телефона, пальцы так и порхают над кнопками. Держу пари, переписывается с другой. С внезапным холодком внутри я вдруг понимаю, как чувствовала себя Джоанна, когда мы вот так же часами эсэмэсились. Однажды перед рейсом в Китай Роб не спал всю ночь, обмениваясь со мной пикантными сообщениями. Меня заводила такая власть над ним, тогда он не мог устоять передо мной, а теперь вот глаз не поднимает, увлеченный интим-перепиской с другой.
– Кто она? – спрашиваю я небрежно, между прочим, однако в моем голосе чувствуется оттенок горечи.
Роб вскидывает голову, и я замечаю в его взгляде неприятный огонек, которого раньше не видела.
– Это по работе.
Так я и поверила. Поймав проходящую мимо официантку, я заказываю большой бокал шабли. Если мой спутник намерен переписываться с другой, насухую я торчать рядом точно не буду. Роб глядит на меня укоризненно и кивает на Джеймса.
– Завязывай.
– Может, это ты завяжешь строчить эсэмэски своей новой бабе, сидя в кафе с сыном? – шиплю я.
– С сыном – и со своей старой бабой, – добавляет Роб с ухмылкой.
Я молча проглатываю обиду, твердо решив сохранять спокойствие и напомнить, как много он теряет.
– Посмотреть на нас со стороны – двое обычных людей, – мурлычу я, смотря искоса, сквозь ресницы. – Никто и не подумает, что мы с тобой творили…
Роб резко поднимает голову.
– Не надо этих игр, Сара.
Я залпом опрокидываю бокал, внутренне кипя от злости.
Посаженный на высокий стульчик Джеймс скоро начинает капризничать, мусолить хлебные палочки и требовать сок. Сосет карандаши, которые здесь специально дают детям, чтобы раскрашивать бумажные подставки под тарелки, а стоит отобрать – устраивает истерику. Приходится скормить ему еще несколько хлебных палочек, которые текут противной кашицей по подбородку, и когда наконец приносят заказ, Джеймс есть отказывается. Я стараюсь не выйти из себя, но это просто кошмар, а Роб снова уткнулся в свой долбаный телефон.
Счет выходит внушительный, особенно если учесть, что мы к еде едва притронулись, а Джеймс свою расшвырял по полу. Роб бросает несколько купюр.
– Как в печку выкинул, – жалуется он.
– Говоришь, как старый папаша-ворчун, – шутливо отвечаю я.
Он обжигает меня взглядом – тоже не по нраву, когда называют старым.
– Тебе-то почем знать, как они говорят.
А вот это уже удар ниже пояса.
Мы идем обратно через рождественскую ярмарку. Джеймс тянет ручки к воздушному шарику в виде оленя и требовательно верещит:
– Чок-чок, чок-чок.
Роб закатывает глаза, когда я заставляю его купить игрушку. Господи, вот ведь зануда! То ли вино на голодный желудок ударяет мне в голову, то ли вся эта кошмарная ситуация, но я хватаю коляску за ручки и бегу. Джеймс визжит от восторга, шарик несется за ним в воздухе как воздушный змей.
– Чок-чок, чок-чок!
– Господи боже, – ворчит Роб, когда мы оказываемся возле парковки. – Будут сегодня хоть пять минут спокойных? У меня голова раскалывается.
– Головка бо-бо? Ну, не плачь. – Я не в том настроении, чтобы сносить нытье. Как же, его драгоценное спокойствие нарушено! А мне справляться легко? Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю?
– Хватит, Сара. Ты вообще сколько выпила?
Вопрос повисает в воздухе, когда вдруг выясняется, что Джеймсу опять надо срочно сменить подгузник, а еще мы потеряли парковочный талон, без которого отсюда не выехать. Роб с руганью бьет по стене ногой. Новый обходится в двадцать пять фунтов.
Наконец мы садимся в машину. Окна тут же запотевают. Включаю вентиляцию на всю мощь, и мы выезжаем на скользкие после дождя улицы. На круговом перекрестке я закладываю слишком крутой вираж; Джеймс просыпается и начинает реветь.
– Твою мать! – орет Роб. – Ты что, пьяная?
Я в долгу не остаюсь, однако происшествие слегка приводит меня в чувство. Сбросив скорость, я внимательно слежу за дорогой. Мы уже выехали из города, и видимость падает. Я включаю дальний свет и все время забываю переключать на ближний перед встречной машиной.
Телефон Роба то и дело начинает вибрировать и светиться у него в руке. Кем бы ни была его пассия, у них явно самое начало отношений. Идет лихорадочный СМС-марафон, когда каждая строчка, каждое слово пробуждают внутреннюю улыбку. Какая наглость – переписываться с кем-то прямо при мне, да еще когда дома ждет несчастная больная жена! Ревность, как наркотик, пульсирует в моих венах и отравляет все мое существо. Поверить не могу, вляпаться в такое! На глаза набегают слезы, я сердито их смахиваю. Нет, плакать я не буду. Я заставлю Роба заплатить за содеянное. Он должен понять, каким разрушительным смерчем пронесся по нашей жизни. Я представляю, что я ему скажу и как он, жалкий, осознавший всю глубину своей вины, будет просить прощения. Сцена встает передо мной как живая, и я оттачиваю свои реплики до максимальной остроты. Я не замечаю, что еду все быстрее и что впереди крутой поворот.
