Единственный медик в их компании, Яков Валентинович осмотрел погибшую.
– Ее уже не реанимировать, – констатировал патологоанатом. – Смерть наступила минут тридцать назад. Скорее всего, сердечный приступ.
– Опять?! – ахнул Головко.
– Что значит «опять»? – не понял Наум Тихонович.
– Третья смерть в труппе, и всё от сердечного приступа, – пояснила Клавдия Ильинична. – Может, эпидемия какая?
– Никогда не слышал про подобные эпидемии. Скорее всего, у вас завёлся маньяк, – авторитетно заявил Яков Валентинович.
После этих слов воцарилось тяжёлое молчание.
– Маньяк не маньяк, а я уже жалею, что с вами связался, – наконец тяжело бросил Кульбак. – Я вызываю полицию. Вот прогон так прогон… Впервые такое!
Глава 16
Старший лаборант морга Арсений Витальевич пришел на работу и с удивлением обнаружил незнакомую женщину с длинными светлыми волосами и бледным лицом. На кафельной плитке при входе виднелись следы крови.
– Вы кто? Кто вас сюда пустил? – удивился Арсений Витальевич.
– Яков Валентинович, – ответила Цветкова.
Лаборант немного расслабился, понимая, что если эта женщина знает, как зовут их заведующего, значит, не всё так плохо. Возможно, она просто его знакомая. Хотя таких видных женщин среди знакомых Якова Валентиновича ранее не наблюдалось.
– А где он сам-то? – спросил лаборант.
– Я не знаю… Отлучился по одному делу и должен был давно вернуться. Я тоже его жду, – ответила Яна, которой уже позвонила Клавдия Ильинична и рассказала о трагедии, случившейся в театре.
Яна была сама не своя и теперь с нетерпением ждала, когда Якова Валентиновича отпустит следователь.
– Кто тут меня вспоминает?! А вот и я! – вошёл патологоанатом. – Фу! Еле вырвался.
Яна кинулась к нему с извинениями.
– О чем ты, Яна? Как такое можно было предвидеть?! Я не держу на тебя зла. Хорошо еще, что смог объяснить, как оказался в хрустальном гробу, и следователь вроде мне поверил. Ну и ночка выдалась! А откуда тут следы крови? Неужели бандиты всё-таки приходили?
– Лучше бы бандиты, – с истерической ноткой в голосе ответила Цветкова.
– Что случилось? – не понимал Яков Валентинович.
Яна рассказала ему о том, что произошло.
– И что ты сделала? – Голос патологоанатома наполнился тревогой.
– Огрела вошедшего по голове штативом. А это был мой Мартин! Понимаешь? Мой Мартин! Он сразу почуял неладное, когда ты пришёл спросить его о самочувствии, и догадался, что это я тебя попросила. И вот мой любимый Мартин пришёл в морг поговорить с тобой, а я его… Хрясь! Страшно вспомнить, – поёжилась Яна. – Он потерял сознание, а я побежала за помощью… Короче, Мартина отвезли в реанимацию. Жизни ничего не угрожает, но… И главное, опять по голове! – сокрушалась Яна. – Я же его и убить могла…
– Наверное, могла, – согласился Яков Валентинович и добавил: – Но не убила же. Думаю, если он тебя любит, то простит. Ты же не со зла?
– Два раза? – вздохнула Цветкова.
– Это перебор, конечно. Но в жизни бывает «закон парных случаев». В любом случае, Мартин чувствует себя лучше, чем актриса Аллочка, которая так и не сменила меня в хрустальном гробу.
– Жуть! Бедные мои земляки…
– Режиссёр очень переживал, что тебя не было. Я думаю, он простит все шероховатости твоим землякам, если ты с ним поговоришь, – сказал патологоанатом.
– Смерть актрисы ты называешь шероховатостью? А про Наума я поняла… – ответила Яна.
– Сама-то как себя чувствуешь?
– Нормально. Слабость только.
– Сходи позавтракай в больничную столовую. Рекомендую рисовую кашу и бутерброды со шпротами.
– Хорошо, я подумаю. Трудно уйти, когда тут Мартин. Хотя в свете последних событий мне лучше к нему и не приближаться.
– Не накручивай себя.
В это время зазвонил телефон Яны.
– Извини, Яков. Алло?
– Яна Цветкова? – раздался женский голос.
– Да, это я.
– Вы приходили ко мне с Мартином. Я Люся. Вам был нужен адрес Каролины. Вы всё еще ее ищете?
– О, да! Все в силе! Она жива? Где она?
– Скажите, где вы находитесь, и вас заберут и отвезут куда надо, – ответила Люся.
– Я в морге пятьдесят пятой городской больницы. Нет, со мной всё хорошо, просто так получилось. Да, жду. – Нажав отбой, Цветкова повернулась к патологоанатому: – Я должна уехать. Завтрак откладывается…
Оказавшись на улице, Яна осмотрелась. Из машины серебристого цвета вышел мужчина средних лет в строгом костюме и с улыбкой направился прямиком к ней.
– Яна? Я Андрей, от Люси. Помните меня? Проходите к машине, я отвезу вас по нужному адресу. Мне сказали, что вы готовы ехать.
– Да, конечно! Спасибо большое, что нашли эту женщину. – Цветкова села в машину. – Долго ехать?
– Нет, отсюда недалеко, хотя и за городом, – ответил Андрей.
Через полчаса езды он остановил машину у ржавого, покосившегося забора.
– Это здесь. Пойти с вами? – спросил он.
– Нет, я сама справлюсь. А что это за место?
– Муниципальный дом инвалидов. Ту, кого вы ищете, зовут Мария Алексеевна Долгова.
– Вы подождёте меня? – уточнила Цветкова.
– Конечно, не волнуйтесь.
Яна подцепила длинным ногтем ржавую задвижку и открыла ворота. К дому вела протоптанная в снегу дорожка, по обе стороны от которой возвышались сугробы и корявые, болезненные садовые деревья. Поломанные скамейки были завалены снегом, и к ним не было протоптано ни одной тропинки. Обитатели дома инвалидов, судя по всему, не любили гулять и дышать свежим воздухом, а может быть, их просто не выпускали.
Дом был сложен из силикатного кирпича. Грязные окна с деревянными, давно не крашенными рамами были заделаны решётками. К основному зданию были пристроены какие-то сараи и подсобные помещения. Вокруг царила атмосфера беспросветности и запущенности. Яна направилась к узкой металлической двери, к которой вели чьи-то следы.
Дверь со скрипом открылась, и в нос сразу же ударил едкий запах хлорки, старости и затхлости. На освещении тоже явно экономили. В узком и длинном коридоре горела одна-единственная, засиженная мухами лампочка. Потолки были низкими, стены покрашены дешёвой тёмно-зелёной краской, которая вздыбливалась большими пузырями и мелкой рябью, покрывая поверхность причудливым узором, словно так и задумывалось по дизайну. Вдоль коридора по обе стороны располагался ряд дверей, выкрашенных белой краской, с черными номерами, написанными от руки.
«Жуть какая…» – подумала Цветкова, которая и готова была обратиться к кому-нибудь, да никого не видела, а кричать здесь было как-то жутковато. Яна боялась нарушить тишину и кого-нибудь испугать.