— Ладно, — отвечает Макс и чуть опускает голову. Из него словно выпустили весь воздух. — Ты, наверное, прав. Вообще забудь, что я…
— Нет, подожди. Никаких «забудь», — перебивает дядя Реджи, закусывая губу. В нём что-то меняется. Он даже стоит прямее. — У вас с Космо особая связь. Я вижу её. Думаю, мы сможем придумать танец, в котором вы будете партнёрами. Но я хочу, чтобы в первую очередь это было весело, хорошо?
— Значит, ты будешь нас тренировать?
— Буду. Мы можем даже взять какой-нибудь номер из «Бриолина», если хочешь. Твоя мама говорит, что ты обожаешь эти песни.
После этого я уже не могу стоять спокойно. Я дрожу всем телом. И вдруг я понимаю кое-что — кое-что ещё. Макс не говорит дяде Реджи, почему мы участвуем в соревнованиях, потому что он, как и я, боится назвать свою бордер-колли. Мы никогда не дадим нашим страхам имена и не выскажем их вслух, иначе они выбегут прямо на нас, словно стадо бешеных оленей.
Макс смотрит на меня и спрашивает:
— Ну что, Космо, ты готов?
Я вспоминаю вопрос, который Папа задал мне много лет назад. Готов ли я стать старшим братом? И я отвечаю Максу точно так же.
Да.
Тысячу раз да.
11
Считаю я, если честно, не очень хорошо. Числа — ну, те, которые больше пяти, — легко убегают из памяти. Но я изо всех сил стараюсь запомнить восемь месяцев и одиннадцать дней — именно столько осталось до соревнований по танцам.
— Вроде бы времени много, — говорит Макс, устраиваясь под одеялом после того, как дядя Реджи согласился нас тренировать. — Но оно наверняка пролетит незаметно. Мы сможем ходить в танцевальный клуб два раза в неделю, да и вне занятий будем тренироваться. Нам нужен этот приз, Космо. Надо сделать всё правильно.
Я серьёзно отношусь к его словам, так что на следующий день выпиваю много воды. Я долго сплю, представляя себе наш успех, и — в ту ночь — растягиваюсь во всю длину на краю кровати Макса. Он смотрит на меня поверх ноутбука и спрашивает:
— Ты что делаешь, глупый пёс?
Я надеялся, что это будет очевидно, хотя и не уверен, освоил ли это упражнение до конца. А проверить я не могу — рядом со мной нет зеркала. Да и если бы оно было, собака в зеркале — далеко не всегда я. Иногда там какой-то другой золотистый ретривер, который просто подражает всем моим движениям.
На следующее утро, когда через занавески в комнате Макса пробивается первый свет, я уже готов. Я жду, сколько могу, растянувшись на ковре, но потом всё же теряю терпение и, игнорируя хруст в спине, подхожу к Максу и щекочу его усами.
Он медленно открывает глаза, и я пыхчу ему: «Привет!»
— Космо, — стонет он. — Сейчас ещё очень рано.
«Да!» — отвечаю я и облизываю его лицо; на вкус оно похоже на соль, на сон и на него самого. Странно, почему Макс никогда не облизывает меня в ответ. Это разве не очевидно? Я только могу предположить, что люди в этом плане больше похожи на котов, — их желудки плохо переваривают шерсть. Вот мой желудок может много чего переварить. Салфетки. Корочки от пиццы. Картон (но немного). Люди упускают такую радость — порвать на кусочки коробку из-под обуви или бумажный конверт и съесть.
— Твоё дыхание пахнет салями, — говорит мне Макс. Мы утыкаемся друг в друга носами. Я укладываю голову на его подушку. — Ладно, ты прав. Мне пора вставать.
Ещё одетый в свою космическую пижаму, украшенную маленькими фигурками в скафандрах, он надевает кроссовки и уходит на кухню, где дядя Реджи готовит невероятно пахучий кофе. Мне не разрешают пить кофе, хотя люди постарше его просто обожают. «Эй, я тоже старый», — всегда напоминаю им я, пытаясь не чувствовать себя обделённым.
— Доброе утро, — говорит дядя Реджи. — Я думал, ты проспишь.
Макс наклоняет голову в мою сторону.
— Космо хочет погулять.
— Если хочешь, я могу с ним пройтись, а ты иди досыпай.
— Спасибо, не надо, всё нормально.
Он оглядывается, смотрит в коридор на комнату Мамы и Папы. Дверь закрыта, за ней никаких звуков.
— Мне даже нравится в тишине.
— Тишина — это хорошо, — говорит дядя Реджи и аккуратно пьёт кофе. Он может сжать губы так, как я никогда не смогу, а язык не высовывается изо рта. Если задуматься, это же просто потрясающе. — Раз уж вы оба не спите, надо бы этим воспользоваться. Хочешь потренироваться?
— Я на это и надеялся, — говорит Макс.
Ладно, пусть верят, что это была их идея.
Выйдя на улицу, в тупичок, Макс протирает сонные глаза, а я поднимаю нос, чтобы принюхаться к миру. Забавно: когда-то наш район казался мне бесконечным. Я думал, что улицы и тротуары продолжаются вечно. Но чем старше я, тем меньше становятся они.
Печенье. Оно завладевает всеми моими мыслями. В кармане пижамы Макса печенье. Я вижу очертания печенек через ткань. Курица? Они со вкусом курицы?
— Космо мотивирует еда, — говорит дядя Реджи, словно читая мои мысли. — Мы этим воспользуемся. Каждый раз, когда он будет делать что-то правильно, давай ему вкусняшку. Это закрепит поведение.
И я вдруг вспоминаю о трюке с печеньем. В прошлом году вместо того, чтобы просто сидеть и терпеливо ждать угощения, Макс научил меня держать печенье на носу. И, скажу я вам, это непросто: удерживать равновесие, да ещё и терпеть — запах ведь так близко к ноздрям. В моменты слабости я одним движением языка смахивал печенье с носа, тут же съедал его и наслаждался отрыжкой.
Но я задумываюсь и понимаю, что это как-то совсем уж простенько в сравнении с танцами. Вчерашний корм крутится у меня в животе, а с ним подступает чувство страха — и беспомощности. Кто я вообще такой, чтобы этим заниматься?
— Так, — говорит дядя Реджи, — я знаю, что у Космо артрит, но при артрите как раз полезно двигаться. Чем больше он двигается, тем ему лучше, так что не беспокойся. Ещё я посмотрел на «Ютубе» соревнования по собачьему фристайлу, чтобы узнать, какие сейчас стандарты. Так вот, номера, претендующие на победу, должны вызывать чувства. — Он сжимает руки, словно пытаясь сдавить ими воздух. — Я знаю, песни у нас ещё нет, но я хочу, чтобы ты подумал, какую эмоцию хочешь передать. Космо всё поймёт.
Я складываю задние лапы и ложусь, а Макс отвечает:
— Я хочу что-нибудь вроде «Бриолина» — весёлую песню.
— Хорошо, — говорит дядя Реджи. — А теперь мне нужно от тебя счастливое воспоминание.
— Прямо сейчас? — спрашивает Макс и сглатывает.
— Угу, прямо сейчас.
— Ладно… м-м-м… дай подумать.
Я ложусь челюстью на его кроссовку и чувствую, как он шевелит пальцами ноги.
— Это, конечно, не то чтобы очень… но однажды Космо погнался за целым стадом оленей в Сойер-парке. У него в голове словно какой-то выключатель щёлкнул, и он не возвращался, как бы громко мы ни звали, так что мы все побежали за ним. Мы бежали и бежали, пока он наконец не остановился и не обернулся. И очень удивился, увидев нас. Мама засмеялась, а за ней и мы все.
