Макс улыбается.
В центре зала Грета (инструктор танцевального клуба) громко прокашливается, словно проглотила пчелу. Я её понимаю: пчёлы — это очень большой соблазн. Поймать пчелу — настоящее достижение.
— Добро пожаловать! — говорит Грета. — Надеюсь, всем понравилось на нашей первой встрече! А теперь пора заняться делом. В следующие восемь месяцев мы на каждом занятии будем осваивать новое движение, а потом — соединять их вместе. Поклоны, хождение задом наперёд, проходы между ногами, повороты, перекаты, хождение боком. Как вы помните, это соревнование на уровне штата! С большим призом! И я буду очень рада, если выиграет собака из нашего маленького клуба.
Макс смотрит на меня, и я знаю, что он думает: «Мы. Это должны быть мы». Мама и Папа должны увидеть нас вместе на большом экране — безупречных, неудержимых. Иначе существовал слишком большой риск, что нас с Максом навсегда увезут по разным домам.
— Итак, — говорит Грета, — не забывайте: на тренировках, когда собаки только учатся, вы можете пользоваться угощением, но в день соревнований — нет. За это сразу дисквалифицируют. Сигналы руками должны быть как можно менее заметны. Сегодня мы будем ходить на месте. Приготовьте угощение! Сначала я покажу вам команду на своей собаке, продемонстрирую выполнение, а потом каждый из вас сможет повторить. Хорошо? Итак, все встанем в большой круг и отведём собак на два шага к…
Нудлс срывается с места.
— Господи боже мой! — кричит её человек. — Нудлс! Нудлс!
Я ещё никогда в жизни не видел, чтобы корги бегала с такой страстью и безрассудством. Она носится по комнате, сверкая розовым ошейником; позади неё развевается поводок. Так быстро. Всё так быстро: начинается хаос. Элвис воет, и я вижу искушение в его глазах. Погнаться ли за ней? Он в последний раз оглядывается на Оливера, а потом превращается в чёрную полоску, длинными, быстрыми шагами срываясь с места. За ним следуют две чихуахуа, скрипя зубами. За ними — бульдог, хаски и кокер-спаниель.
И тут я вижу её.
Посреди хаоса — или, может быть, вызывая этот хаос, — сидит бордер-колли. Демон! Дьявол! Я так поражён, что у меня в горле пересыхает. Она встаёт и идёт нарочито медленно. О, я чувствую её запах! Даже с другого конца комнаты! Мускусный запах, словно старая салями, смешанная с чем-то таинственным и странным. Она отряхивает свою густую, длинную шерсть, и я вспоминаю тот Хеллоуин: бордер-колли в зловещей балетной пачке с крыльями феи, которая расхаживает по двору, словно владеет всем миром. Я всё жду, что её глаза сейчас вспыхнут красным.
Но она ужасно спокойна, даже скромна. Ошейник перевязан розовым бантом, она сидит, как хорошая собака, поводок обвис в руке её человека — женщины средних лет, у которой в родословной явно такие же бордер-колли; она в мешковатой одежде, с пушистыми волосами. Она так же медленно, неспешно входит, стуча тапочками по полу.
— Новички! — восклицает Грета, перекрикивая лай. — Добро пожаловать!
Добро пожаловать? Я понимаю, что человеческий нюх намного слабее собачьего, но Грета же видит, что происходит. Смотрите, как она спокойно сидит посреди всего этого хаоса! Моя шерсть поднимается дыбом, лапы дрожат от ярости. Потому что я знаю. Знаю. Бордер-колли пришла, чтобы выиграть соревнование. Чтобы украсть нашу славу, нашу роль.
Чтобы навсегда разлучить Макса со мной.
Как правило, я не рычу. Я золотистый ретривер — семейная собака. У меня, знаете ли, репутация. Но когда жуткий взгляд бордер-колли падает на меня, во мне пробуждается что-то глубокое. Первобытное чувство. Волчий позыв. Из глубины моего брюха вырывается громкий рык — хотя, конечно, человек услышит в этом обычный гав. Но бордер-колли знает. Бордер-колли слышит.
«Я не дам, — говорю я. — Я не дам тебе нас уничтожить».
13
Бордер-колли непредсказуема. Иногда она танцует с грациозностью лошади. Иногда же её движения грубые и дёрганые, и я даже не знаю, что делать: прыгнуть вперёд или медленно отойти назад. Посреди комнаты Грета и её бордер-колли показывают, как ходить на месте — поднимать передние лапы, сначала правую, потом левую, — и я слушаю так внимательно, как могу. Но одним глазом я слежу за бордер-колли, не свожу с неё взгляда. Кто знает, какие разрушения она сможет причинить, если я хоть на миг упущу её из виду?
— Он должен поднимать лапы чуть выше, — говорит дядя Реджи.
Макс нагибается и осторожно поднимает мою переднюю лапу — выше, выше.
— Вот так, Космо. Хороший мальчик. Хочешь вкусненького?
Я беру печеньице с курицей боковыми зубами (если я полностью поверну голову, собака-демон может исчезнуть из виду), и вкус радует меня не так, как хотелось бы, хотя он солёный и приятный. Моя соперница освоила шаги на месте с невероятной точностью — поднимает лапы выше моих, движения более чёткие, — и меня охватывает нехорошее чувство. Бордер-колли танцует лучше меня.
— Может быть, попробовать связать два этих движения, — говорит дядя Реджи. — Шаги на месте и вращение.
Но я размышляю о шерсти бордер-колли. Неужели длинная шерсть даёт ей естественное преимущество? Каждый взмах выглядит грациозно. Ей даже стараться не приходится!
Макс кивает.
— Хорошо. Давай.
Они командуют: «марш, кружись, марш», а я клянусь тренироваться в два раза прилежнее бордер-колли, потому что в кино о танцах именно так и поступает герой. Он доказывает, что достоин. Доказывает, что у него горячее сердце. Иногда, когда герой тренируется, фоном играет главная музыкальная тема, и ему приходится выполнять всякие другие задачи, чтобы добиться успеха: бегать вверх-вниз по лестнице, бить руками мешки, заполненные всякими тяжёлыми штуками, отжиматься от земли. Я собака, так что у меня вариантов поменьше; лестница с моими больными бёдрами вообще отпадает. Но я сделаю, что смогу, всё, что смогу. В голове я держу образ: мы с Максом на съёмках фильма, Мама и Папа смотрят на нас на большом экране и понимают, что мы должны быть вместе.
Оставшаяся часть занятия проходит в лихорадочной дымке, но мне всё же удаётся связать вместе два движения — это первый этап нашего танца. Элвис тоже осваивает марш; когда мы уходим из клуба, я вижу уголком глаза, как он аккуратно шагает по комнате. Он сомневается в себе — это сразу видно по тому, как он сомневается каждые несколько шагов, — но он прирождённый танцор. А вот Нудлс — его полная противоположность. Даже жираф бы понял, что она не умеет подчиняться простейшим командам! Хотя в её смелости есть что-то особенное, что-то, что может понравиться судьям.
— У тебя сегодня хорошо получалось, — говорит мне Макс тем вечером. — Эй, ты слышал, Грета сказала, что на соревнования придёт кастинг-директор? Он будет оценивать нас вместе с судьями. Нам нужно усердно тренироваться.
И в дни перед Рождеством мы тренируемся каждое утро. Мы не даём себе спуску. Дядя Реджи пьёт кофе, Макс носит печенье, а у меня получается всё лучше и лучше: шаг за шагом, трюк за трюком, целеустремлённо. Вскоре я уже даже могу трясти задом по команде! Я могу качать головой в ритм. А больше всего меня удивляет, что тренируют не меня — точнее, не только меня. Мы с Максом тренируем друг друга.
