– В том, что отдаете инициативу в руки противника. Отражение штурма сегодня не означает, что он будет удачно отбит и завтра, нужно быть готовым к активному противодействию.
– А мы готовы к такому противодействию, на любом участке обороны, – уверенно поддержал генерала начштаба, решительно подставив свое плечо в трудном для него споре.
– Готовы? – усомнился в его словах Рокоссовский. – Хорошо, скажите, что бы вы делали, если бы немцы захватили 365-ю батарею?
– Подтянули бы резервы и попытались отбить её, – не задумываясь, ответил начштаба, и теперь его поддержал Петров.
– Да, так бы и сделали. Резервы есть, наверняка бы отбили.
– А если не отбили бы? А если к этому времени немцы организовали бы свой контрудар, и вам просто не хватило сил выбить противника? Подтянете новые резервы и повторите попытку, а если не сможете, то попытаетесь создать новый участок обороны. Так? – требовательно спросил начштаба командующий.
– Примерно так, – выдавил из себя тот и сразу добавил: – Не оголять же ради этого всю оборону.
– Так вы, дорогой мой, и 30-ю батарею отдадите противнику, Шишкова батарею, Сухарную балку, а вместе с ними и всю северную сторону. И все по объективным причинам, вследствие численного превосходства противника… – Командующий говорил спокойным, ровным голосом, но в нем отчетливо сквозил холодок неприязни.
– А что бы вы сделали, товарищ командующий? – поинтересовался у него генерал Петров.
– В первую очередь попытался бы не допустить захвата её противником, а если бы это случилось, то попытался бы отбить, но… – генерал сделал короткую паузу и продолжил: – Не стал тратить время на подтягивание резервов из тыла и ударил заранее собранными для контратаки силами.
– Но как вы угадаете, где и когда нужно собирать резервы? – оживший было начштаба позволил себе слегка улыбнуться, но Рокоссовский моментально стер улыбку с его лица.
– А разве вам непонятно это по действиям противника? – осведомился командующий. – Лично мне действия Манштейна прозрачны и понятны. Массированным ударом через участок 365-й и 30-й батарей он намерен прорваться к Сухарной балке, а затем выйти к Северной бухте. После чего, полностью уничтожив войска четвертого сектора, освободившимися войсками ударить в тыл третьего, второго и первого секторов нашей обороны, переправив их через северную бухту.
– Но это невозможно! – в один голос воскликнул Петров и начштаба.
– Для кого? Для вас или для Манштейна? Своим прорывом через танковый ров ак-монайских укреплений он наглядно показал, что любит бить там, где его не ждут и считают подобные действия невозможными. Этот отличительный стиль Манштейна очень хорошо виден при захвате мостов через Двину, при прорыве в Крым и в его недавних действиях под Керчью.
Генерал Петров на несколько секунд застыл возле карты крепостных укреплений, висевшей на стене, переваривая полученную от командующего информацию, а затем спросил:
– И что вы намерены делать?
– Во-первых, заменить командующего четвертым сектором обороны полковника Капитохина полковником Шадриным. На этом месте нужен энергичный и решительный человек, а действия Сергея Васильевича по отражению атак противника меня не устраивают. Во-вторых, приступил бы к созданию подвижного резерва на месте главного удара противника, включавшего в себя пехоту, танки и, самое главное, гаубичную артиллерию. В-третьих, попросил бы прислать в Севастополь дополнительную эскадрилью У-2, а также несколько кораблей для нанесения артиллерийского удара по противнику ввиду нехватки орудий на позициях, – четко и доходчиво, подобно опытному лектору, изложил свое видение обороны комфронта.
– Боюсь, что адмирал Октябрьский не согласится с регулярной присылкой кораблей в Севастополь, – высказал опасение Петров. – Одно дело перевозить на крейсерах и эсминцах боеприпасы и пополнение, и совсем другое – ставить их в боевой ряд, при подавляющем превосходстве противника в авиации.
– На время нахождения кораблей в бухтах города можно ставить дымовые завесы или создавать ложные цели для атак противника. В крепости есть много списанных кораблей, и проблем с этим не будет, – вступил в разговор генерал Казаков. Помимо размещения артиллерийских батарей Василий Иванович был отличным специалистом по организации их картонных и деревянных фантомов.
– И все же это большой риск, – не удержался начштаба.
– Мы действуем из необходимости защитить Севастополь, главную базу флота на Черном море, и значит, вправе рисковать его кораблями. А если адмирал Октябрьский будет не согласен с таким решением, то, согласно уставу, он может обратиться с протестом в Ставку после выполнения моего распоряжения, – отрезал командующий.
Получив столь резкий ответ, начштаба напугался, а затем осторожно спросил Рокоссовского:
– Скажите, товарищ генерал, а к действиям остальных командующих секторами обороны, генералов Новикова, Коломийца и полковника Скутельникова, у вас претензии есть?
– Не волнуйтесь, как только претензии появятся, я скажу о них вам лично, – заверил начштаба командующий, и в бункере раздался веселый смех.
На этом дискуссии в штабе закончились, но последовавшие за этим события полностью подтвердили правоту генерала Рокоссовского.
Понеся существенные потери при фронтальной атаке и получив данные, что общая численность потерь немецких войск с начала наступления 16,5 тысяч человек, Манштейн быстро изменил свою тактику. Вместо ставших столь привычными для севастопольцев утренних атак он решил перейти к ночным действиям. Своей главной целью он сделал форт «Сталина», решительно сузив фронт атаки, что позволяло усилить наступательные силы атакующей пехоты. Чтобы противник раньше времени не смог понять замыслов предстоящего наступления, Манштейн приказал вести артиллерийский огонь не только по «Сталину», но и по находившимся сбоку от него фортам «Волга» и «Сибирь». С целью полностью исключить утечку информации, было приказано в переговорах по радио именовать их «Казанью» и «Аляской».
В течение дня немцы методично расстреливали из крупнокалиберных орудий все три укрепления, стремясь максимально ослабить их огневую мощь. При этом первую половину дня они скрупулезно утюжили «Сталин» и выбили три из четырех имеющихся на батарее орудия, а после обеда стали обстреливать «Волгу» и «Сибирь», желая свести к минимуму их фланкирующий огонь. Вся операция была тщательно выверена и подготовлена, и вскрыть её приготовление без агента, внедренного в штаб 11-й армии или 22-й дивизии, было невозможно. Однако генералу Рокоссовскому это не понадобилось. Определив главное направление наступления врага и создав на его пути ударную группировку сил, он был готов к любым действиям противника.
Начало штурма «Сталина» было назначено на четыре утра шестнадцатого июня, но в самый последний момент Манштейн лично передвинул сроки атаки на два часа ночи. В чем заключались причины, побудившие генерала к этому, – неизвестно. Возможно, попытался таким образом до конца сохранить режим секретности, возможно, посчитал пять утра слишком светлым временем суток для ночной атаки. Находившиеся на Сухарной балке снайперы и пулеметчики во время последней атаки серьезно проредили ряды наступавших солдат.
