В двух других армиях Крымского фронта соотношение «славян» и «кавказцев» было неравномерно. Занимавшая центр фронта 47-я армия генерала Колганова имела соотношение примерно пятьдесят на пятьдесят, тогда как в 44-й армии генерала Черняка «туземные части» составляли почти две трети.
Не улучшил настроение генерала Рокоссовского и осмотр танковых бригад и батальонов, входящих в состав фронта. После неудачного наступления в феврале и марте в исправном состоянии в них имелось всего пятьдесят восемь машин, из которых КВ и Т-34 было всего девять машин, а остальные были легкими танками типа Т-60 и Т-26.
Благодаря нахрапистости и высокому положению Мехлиса, танковые войска фронта тонкой струйкой, но все же начали пополняться боевыми машинами. В их числе были и средние и тяжелые танки, но даже этот факт не восполнял понесенные фронтом потери.
Когда же Рокоссовский поинтересовался состоянием авиации фронта, то узнал, что из шестнадцати авиационных соединений, подчиненных фронту, лишь только семь базируются в Крыму. Остальные находились на аэродромах Кубани, из-за чего время их нахождения в воздухе, над местом боевых действий, было сильно сокращено.
В общем, увиденная им картина, что называется вживую, а не на бумаге, не сильно обрадовала молодого генерала, а если быть точным, то совсем не порадовала. Однако пройдя через горнило горьких сражений под Ровно, Смоленском, Вязьмой и Москвой, Рокоссовский не собирался опускать руки и прятаться за причины. Ещё в первый день своей поездки на передовую он брал на карандаш выявленные недостатки и обдумывал способы их устранения.
Сразу после ознакомления возвращаясь на машине, он вместе с Казаковым, что называется «прямо на коленке», набрасывал общий план своего доклада Сталину. Делалось это быстро и легко, благо Мехлис находился в другой легковушке, вместе со своими политработниками.
Верный своему комиссарскому призванию, он использовал приезд нового комфронта для проведения политической накачки комсостава и бойцов соединений. С одной стороны, приезд боевого генерала, героя обороны Москвы, присланного личным распоряжением Сталина, серьезно вдохновил рядовых и командиров, но с другой – отнимал и без того малое время, бывшее в распоряжении Рокоссовского.
Положение было довольно щекотливым, но генерал сумел из него выйти с малыми потерями. Согласившись на время стать «главным украшением стола», он поручил Казакову собрать нужные сведения, что тот с блеском и сделал.
Едва Рокоссовский переступил порог штаба фронта, как генерал Малинин, слегка волнуясь, доложил ему:
– Звонил товарищ Сталин. Он просил связаться с ним сразу по прибытии.
Спустившись в просторный подвал, где располагался главный узел связи, Рокоссовский был приятно удивлен. Вместо привычного аппарата Бодо, по которому из-за гарантии сохранения секретности большинство штабов фронта вели переговоры со Ставкой, на столе стояло несколько телефонов прямой связи со штабом Закавказского фронта, штабом Черноморского флота и, конечно, с Москвой. Присутствие заместителя наркома обороны обязывало.
– Здравствуйте товарищ Сталин, – приветствовал вождя Рокоссовский, едва связь с Верховным Главнокомандующим была налажена.
– Здравствуйте товарищ Рокоссовский. Вы уже приступили к командованию фронтом и вникли в курс дела? Товарищ Мехлис вам помог? – голос в трубке звучал приглушенно, но он не помешал комфронта уловить скрытый подтекст в этом вопросе.
– Да, товарищ Сталин. Лев Захарович оказал неоценимую помощь в скорейшем понимании проблем фронта, – заверил генерал, стараясь при этом не смотреть в сторону стоявшего рядом с ним Мехлиса. Зная взрывной характер представителя Ставки, он не хотел рисковать и быть неправильно понятым.
– Очень хорошо, – констатировал Сталин, – тогда скажите, когда вы намерены наступать? Манштейн опытный противник, и каждый лишний день, подаренный ему вами, сверх того, что ему уже подарил товарищ Козлов, может дорого стоит нашим войскам.
– Мы все это прекрасно понимаем и полностью согласны. Я вижу главной задачей фронта только наступление, ибо оборона – это заведомый проигрыш, товарищ Сталин. По моему мнению, наступление возможно через две недели, не раньше, – твердо заявил Рокоссовский, краем глаза уловив какое-то движение со стороны Мехлиса, но не обратил на него никакого внимания. Он разговаривал со Ставкой, лично с товарищем Сталиным, и не нуждался ни в чьих советах и мнениях. Если представителю Ставки нужно высказать свое мнение, он свободно может сказать по параллельному аппарату.
– Две недели, – несколько недовольно протянул Сталин, – мы ожидали, что ваша раскачка займет неделю, максимум полторы.
– Вы просили меня говорить вам правду, товарищ Сталин, – напомнил собеседнику Рокоссовский, – поэтому я честно говорю – на сегодняшний день войска фронта к скорому наступлению не готовы. Нам необходимы две недели минимум, чтобы ликвидировать те недостатки, что выявлены мной и генералом Казаковым в ходе знакомства с армиями фронта.
– И что же вы такого выявили с генералом Казаковым? – глухо поинтересовалась трубка, и Рокоссовскому вновь показался скрытый подтекст в словах его собеседника. – Несоответствие дивизий их штатному расписанию и малое число артиллерии? Если это, то знайте, что ваш предшественник получил пятьдесят два миномета калибром 82 и 120 миллиметров, а также два дивизиона реактивных минометов.
– Нет, товарищ Сталин. В первую очередь мы собираемся к обозначенному сроку вернуть в строй находящиеся сейчас в ремонте танки, общим числом двадцать машин, и получить обещанные фронту двенадцать танков КВ и Т-34. Все это позволит создать крепкий танковый кулак, который так хорошо показал себя под Москвой. Очень надеемся успеть увеличить число базирующихся в Крыму авиаполков с шести до десяти. Без прочного и постоянного воздушного прикрытия наступление войск обречено на большие потери, мы это уже проходили. Также мы намерены изменить общее расположение войск, товарищ Сталин. Сейчас все силы фронта сосредоточены вдоль передовой так плотно и кучно, что достаточно одного массированного артналета или удара авиации, чтобы сорвать наступление… – Рокоссовский уверенным, неторопливым голосом перечислил все то, что они успели обсудить с Казаковым, и, закончив говорить, с затаенным сердцем стал ждать вердикта собеседника на свои слова.
Когда генерал закончил, трубка некоторое время молчала, и в этом молчании, в отсутствии грозного крика, он увидел для себя хороший знак.
– Это все, товарищ Рокоссовский?
– В общих чертах да, товарищ Сталин. Ещё бы хотелось успеть провести углубленную разведку передовой противника. Манштейн снял из района Киета румынские части и заменил их егерями. Учитывая ограниченность его сил, он наверняка переместил их в более спокойное место. Как солдаты, румыны крайне ненадежны и слабы, и мы хотим выяснить их месторасположение. Если это будет сделано, то, нанеся по ним отвлекающий удар, мы вынудим Манштейна начать рокировку и в этот момент ударим главными силами.
– Ваш замысел неплох, и его следует обязательно обсудить с маршалом Шапошниковым, но меня сейчас интересует другое. Вы действительно уверены, что к указанному вами сроку вы сможете устранить все перечисленные вами недостатки?
