1247 год. Неизвестность
Есть слова, которые лучше не произносить сразу после поражения. Сердце слабеет, когда последствия поражения, которые ты лишь предчувствовал, становятся реальностью. Становятся жизнью. Генри попросил меня попробовать еще раз, присоединиться к ним, когда они отправятся на восток вслед за нефритовыми караванами, следующими по Шелковому пути. Ходят слухи – а всегда есть какие-нибудь слухи – о женщине в Си-нгане, которая слышала последнюю загадку.
Но я не поеду на восток. Я никуда не поеду. Я не могу смотреть, как Ара перевязывает глаз, пока Генри как одержимый строчит свои записи и убеждает сначала себя, потом нас, что путешествие только началось. Когда я отказался, он назвал меня трусом, но на сей раз меня это не задело.
Генри, если время, или обстоятельства, или какая-то глупая шутка судьбы приведет к тому, что этот дневник попадет к тебе в руки, я бы хотел, чтобы ты кое-что знал. На самом деле существует еще одна загадка. И она звучит так:
Какое дерево нуждается в солнце, но гнется и уклоняется от него? Какой цветок жаждет дождя, но цветет только в пустыне?
Ты можешь бежать хоть на край света, Генри, обыскать каждый пыльный уголок, опросить каждого встречного купца, проверить все до единого пустые слухи, но ты не найдешь того, что ищешь. Ответы на твои вопросы не в Гробнице и не в древних книгах, и хотя мое зрение угасает, потому что я отвернулся от Роэ и своего народа, ты утратил свое зрение гораздо раньше.
Твоя загадка вовсе не в конце долгого пути. Она все время была перед тобой. Зачем жить? Зачем продолжать? Зачем отдавать предпочтение созиданию, а не разрушению? Я рад, что оставил собаку с вами, потому что, возможно, дорогой друг, однажды ты увидишь ответ в ее глазах. Зачем продолжать? Потому что то, что является безусловным, является вечным. Ты создан, чтобы быть вечным, и я люблю тебя за это и хотел бы, чтобы ты любил себя так же искренне и от чистого сердца, как я.
Поскольку вы едете на восток, я поеду на запад. Думаю, я буду искать поэтов, а потом сидеть и слушать грустные рифмы, размышляя над тем, насколько резко ты стал бы их критиковать. Когда-нибудь Роэ снова меня призовет, и я пойду ему служить и буду снова и снова горевать, что этот призыв пришел не от тебя.
* * *
Дом, неожиданно пустой и притихший, со стороны поля выглядел разрушенным. Не осталось ни одного целого окна. Восточная башня, которая была ближе всего к владениям пастуха, рухнула. Когда коляска остановилась и я снова ступила на подъездную дорожку, то в полной мере ощутила, насколько пострадало мое собственное тело. Синяки и ссадины покрывали самые неожиданные места, где раньше их не было. То немела рука и ничего не чувствовала, то ее словно иголками пронзали.
Кхент достал из коляски тело Матери и понес рядом со мной. Мы обогнули дом и направились к месту, где разворачивалось сражение. Лужайку покрывали мертвые тела, но это были не тела наших друзей. Я подумала, будут ли они и дальше лежать здесь, и с усталым смирением поняла, что мне придется о них позаботиться. Всем пойдет на пользу увидеть порхающих бабочек после столь огромного количества крови.
– Они вернулись! – Поппи, лежавшая на земле вместе с Бартоломео, вскочила и бросилась нам навстречу. – Но ты ранена, Луиза! И эта фиолетовая дама тоже.
Я не увидела ни Найлса, ни Джайлса. Ни мистера Морнингсайда, ни миссис Хайлам, если уж на то пошло.
– Боже!
Мэри, Ли и Чиджиоке выбежали из двери кухни на крики Поппи и помогли Кхенту уложить тело Матери на траву под навесом. Потом Мэри перевела взгляд на дорожный мешок за моими плечами.
– Это наша книга, – пояснила я. – Пастуха больше нет, а Белая книга уничтожена.
– Да, они все упали с неба, как только это произошло, – сказал Чиджиоке. На его руках виднелись ожоги от раскаленного дула винтовки, а вся рубаха была в пороховой копоти. – Поверить не могу, что ты это сделала… что такое вообще возможно.
– Я видела место, где делают книги, – объяснила я. – Там были… осложнения. Чтобы уничтожить ту книгу, надо было создать нашу, а это значит, что мой дух нужно было убрать, а это, в свою очередь, означало, что…
– Что нужна была еще одна душа, – закончил вместо меня Чиджиоке – в конце концов, это была его епархия – и склонил голову. – Что наверняка было нелегко.
– Нелегко?! – воскликнула Мэри. – Посмотри на ее руку! Нужно срочно отвести тебя внутрь. И Кхента тоже. Там мы сможем обработать ваши раны и найдем вам что-нибудь поесть. Джайлс тяжело ранен. Он наверху с Фатом и Найлсом. Надеюсь, он выживет.
– Хорошо, – кивнула я, – но нет ли у вас чего-нибудь, чтобы подвязать руку? Мне больно, когда она опущена вниз и болтается.
Чиджиоке похлопал Мэри по плечу и побежал в кухню. Вскоре он вернулся с двумя полотенцами из кладовой и, осторожно приподняв мою руку, прижал ее к туловищу. А потом с помощью простыней прибинтовал крест-накрест, чтобы она не двигалась.
– Спасибо. Где мистер Морнингсайд?
– За домом, – ответил Ли, махнув рукой. Теперь, когда поблизости не было Надмирцев, он уже не сутулился. – Он отнес миссис Хайлам за дом.
– Пойдем со мной, покажешь, – попросила я.
Не было необходимости немедленно заниматься телом Матери, и я знала, что Мэри и Чиджиоке позаботятся о Кхенте и найдут, чем обработать его раны. Мне нужно было увидеть мистера Морнингсайда. Глаза Ли расширились от удивления в ответ на мое предложение, но он согласился, и мы зашагали через изрытую ямами лужайку, обходя тела павших Надмирцев. Я свистнула и похлопала по ноге здоровой рукой. Бартоломео поднял голову, глубоко вздохнул и затрусил следом за нами.
– Зачем он тебе? – спросил Ли, протягивая руку, чтобы погладить собаку по голове.
– Увидишь, – ответила я, – но сначала я должна тебя кое о чем спросить.
Мы шли медленно, потому что обоим серьезно досталось в бою. На костяшках его пальцев и предплечьях виднелись ссадины от драки, а зная о его новой сверхъестественной силе, я легко могла представить себе, как он пустил ее в ход в последней рукопашной схватке. Наши с ним отношения проделали долгий путь от флирта в библиотеке.
– В тебе что-то изменилось, – заметил Ли. – Думаю, то, что тебе довелось увидеть, изменило бы кого угодно.
– Дело не только в этом, – призналась я.
Идти было недалеко, но я не торопилась. Мы обогнули дом и вышли на северную лужайку. Мистер Морнингсайд был там. Сняв сюртук и закатив рукава рубашки, он заканчивал готовить погребальный костер. Видеть, как он занимается грязной работой, было так же странно, как увидеть ежа, танцующего гавот.
– Отца больше нет. Теперь во мне дух Матери, и я еще толком не понимаю, что это значит. Тебя не было рядом, чтобы увидеть, кем я стала, когда Отец перехватил контроль над моим телом. Это было уродливо, жестоко, дико… И это было страшно.
