Не дожидаясь ответа викария, он продолжал:
— Ваша дочь будет ангелом, который нисходит к ней, дабы уверить ее, что она нужна многим, несмотря на возраст, и что, даже переселившись на Небеса, она все еще будет помогать тем, кого любит.
Герцог остановился, заметив, что викарий, пораженный, смотрит на него с таким видом, словно недоговаривает чего-то.
Затем, не желая показаться неучтивым, викарий быстро произнес:
— Мне кажется, это именно то, что нужно для рождественского представления, ваша светлость!
— Подожди, папа, — вмешалась Лавела. — Ты, очевидно, считаешь, что роль пожилой леди может исполнить madame?
Викарий явно колебался, и герцог, в недоумении поглядывая то на него, то на его дочь, спросил:
— Уж не хотите ли вы сказать, что в Малом Бедлингтоне есть еще музыкальные гении?
— Да, ваша светлость, и если вы лично обратитесь к ней, вам не составит труда уговорить миссис Грэнтэм сыграть эту роль.
— У нее что, хороший голос? — заинтересовался герцог.
— До того, как она вышла замуж за англичанина, ее звали Мария Кальцайо.
Герцог застыл на месте.
— Но… вы не имеете в виду…
— Да, знаменитая Мария Кальцайо!
— И она живет в Малом Бедлингтоне? Я не верю этому! Почему мне не сказали?
Викарий улыбнулся.
— Мария Кальцайо, которая была, как вы знаете, одной из знаменитейших итальянских оперных певиц в Европе, ушла со сцены, когда ей исполнилось шестьдесят, и вышла замуж за Джеймса Грэнтэма, англичанина.
Помолчав немного, он продолжал:
— Они были очень счастливы, и она решила забыть, что в прошлом называлась primadonna.
Но вскоре он умер.
— Когда это произошло? — спросил герцог.
— Почти два года назад, — ответил викарий. — Нам удалось уговорить madame заходить к нам иногда. Уже шесть месяцев, как она начала учить Лавелу пению.
— Так вот откуда у нее такая великолепная постановка голоса, — выпалил герцог, — кроме ее уникальных природных способностей!
— Я тоже так думаю, — просто сказал викарий. — Я уверен, теперь, когда madame вновь обрела интерес к жизни, она споет в вашем театре вместе с Лавелой, если вы, ваша светлость, попросите ее об этом.
— Я навещу ее завтра же, — пообещал герцог. — А поскольку мне нужно будет еще поговорить с Лавелой о ее роли, могу ли я заглянуть и к вам завтра утром?
Он решил, что уж лучше ему заехать в дом викария, чем пригласить Лавелу вновь в Мурпарк.
В последнем случае от Фионы можно было ожидать скандала.
— Мы будем очень рады видеть вас! — ответил викарий. — И, конечно, надеемся, что вы, ваша светлость, останетесь на обед.
— Я вам очень благодарен, — улыбнулся герцог. — Я с удовольствием пообедаю с вами.
Он взял свою партитуру и как бы невзначай заметил:
— Думаю, в Малом Бедлингтоне больше не осталось талантов, которыми вы могли бы еще поразить меня.
Лавела взглянула на отца.
— Папа научил восьмерых мужчин, его прихожан, играть на колокольчиках, и, уверяю вас, у них очень, очень хорошо получается!
Герцог знал, искусство игры на колокольчиках восходит к временам средневековья.
Тогда исполнители держали в каждой руке по колокольчику.
Одна серия из восьми колокольчиков была настроена на лад с тоникой
соль; колокольчики другой серии — на лад с тоникой фа.
Таким образом, исполнители, ритмично позванивая каждым из двух своих колокольчиков, могли сыграть любую мелодию, исполняемую на пианино.
— В таком случае у меня теперь есть целая программа театрального вечера, — с удовлетворением сказал Шелдон Мур. — И уникальность ее заключается в том, что у нас не будет исполнителей-профессионалов! Мы устроим вечер, в котором перед общественностью предстанут таланты Малого Бедлингтона.
Викарий засмеялся.
— Я лишь надеюсь, что мы не подведем вас, — молвила Лавела. — Вы не должны забывать, что никто, кроме жителей нашей деревни, ничего не знает о наших увлечениях, если не считать madame, как мы называем ее.
— Думаю, она бы не захотела, чтобы кто-либо из присутствующих знал о ее прошлом, — высказал свое соображение викарий, — но мы, конечно, предоставим все это вашей светлости.
— И вы дадите мне возможность встретиться с нею завтра? — спросил герцог.
— Разумеется, — ответил викарий. — И мы сами будем в предвкушении удовольствия встречи с вами в одиннадцать часов.
Герцог проводил их до дверей.
Наблюдая, как легко управляет викарий своим старомодным кабриолетом с откидным верхом над двумя передними сиденьями, на которых расположились он и его дочь, герцог засомневался, что все это не привиделось ему во сне.
Возможно ли, чтобы все эти музыкальные таланты обитали в его поместье, а он не имел об этом ни малейшего представления?
Однако и он сам был всегда очень скрытен относительно собственного пристрастия к музыке.
Будучи в Лондоне, он посещал концерты и оперы с участием прославленных певцов, но при этом всегда был один.
Сейчас же он испытывал крайнее возбуждение от того, что открытие его театра произойдет точно так, как он этого хотел.
Ему не нужны профессионалы, предпочитающие исполнять те произведения, которые, по их мнению, удаются им лучше всего.
Это вовсе не исключало того, что их исполнение вполне могло не понравиться его специфической аудитории.
Шелдон Мур знал, по крайней мере его родственники будут тронуты пением деревенских ребятишек.
И еще он знал, они придут в восторг от того, что увидят воочию настоящую Марию Кальцайо.
Но тут, поднимаясь к парадной двери, ведущей в холл, он вспомнил нечто, о чем ему удавалось до сих пор не думать.
Он не решил проблему Фионы, а также своего кузена Джослина.
— Леди Фэвершем и графиня Хенли, ваша светлость, находятся в Голубой гостиной, — сообщил между тем дворецкий Нортон.
Он еще не довел до конца свое торжественное объявление, как герцог уже знал, что он должен сделать.
Он быстро зашагал по коридору в направлении, противоположном Голубой гостиной, туда, где находились кабинеты управления поместьем.
Он был уверен, что там обязательно найдет мистера Уотсона.
И не ошибся.
Мистер Уотсон сидел в своей конторе за столом, а за другим столом сидел его помощник.
Когда вошел господин, оба встали.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине, Уотсон, — сказал герцог.
