— Да. Не волнуйся. Ты же знаешь — я… сама осторожность. Ни единого… безумного поступка за всю мою жизнь.
Дженни переворачивается на другой бок. Она уже меня не слышит.
Перевожу взгляд. Зеркало мирно покоится на столе. Приглушенные звуки тихо сплетают привычную ночную мелодию.
Через весь пол до самых моих ног тянется едва заметная цепочка синих лепестков, которые выронил по дороге ветер, ворвавшийся через неприкрытое окно.
Глава 3
В тот же день, несколькими часами ранее
— Джен, ты можешь поменьше копаться?
Привычными аккуратными движениями вдеваю шпильки в прическу одну за другой, закрепляю крошечные бутоны синих роз в волосах. Пара капель духов на запястье…
— А ты мофешь поменьфе буфчать как фтарушка? Фсе рафно не фсе гофти ишшо добрались.
Джен поспешно обвязывает лентами бальных туфель лодыжку, держа шпильки в зубах.
Скрипнула и распахнулась дверь. Мы одновременно подняли головы, а потом переглянулись.
— Вот видишь — даже Замок считает, что ты копуша!
Сестра закатила глаза и ничего не ответила.
Несколько витков по лестнице внутри башни вниз — и мы уже выходим в коридор третьего этажа Замка ледяной розы. Две образцово-показательные барышни, в одинаковых голубых платьях с небольшими рукавами и длинными пышными юбками. Мисс Эмма Винтерстоун и мисс Джен Винтерстоун, собственной чинно-благородной персоной! Бабушка будет довольна — она с детства вдалбливает нам нормы этикета и правила поведения, приличествующие благородным девицам. Причем по большей части вдалбливает именно старшей половине нашего дружного сестринского коллектива, к ее, этой половины, горю, потому что младшая обычно очень быстро умудряется сделать ноги. Мне бы ее таланты!
Впрочем, наша чинно-благородность чуть было не оказывается под угрозой, когда пол под ногами ощутимо начинает потряхивать. Джен взвизгивает и пятится.
— О нет, Эм! Только не это! Так, давай тебя вперед, срочно! Встречай опасность грудью.
— Почему это я?!
Мои слабые попытки возмутиться немедленно пресекают.
— Потому что он тебя лучше слушается!
А к нам по широкому проходу коридора из белого камня уже несется со всех лап Светлячок. Уши торчком, хвостом виляет прямо на бегу, пшеничного цвета шерсть, вся в черных тигристых полосах, лоснится, а на улыбающейся морде — выражение вселенского счастья и готовность немедленно облобызать любимых хозяек от полноты чувств. Если к портрету добавить, что наш фамильный пес размером примерно с крупного теленка… ну или не очень крупную корову… становится понятен масштаб нашего с Джен восторга.
— Светлячок, фу! — я вложила в голос всю тренированную годами строгость старшей сестры.
Ответом мне был взвизг, означающий примерно «я все понимаю, но хозяйки сегодня такие хорошенькие, что срочно нужны обнимашки».
— Свелячок, сидеть!! — я указала пальцем, где, собственно, сидеть.
Ушастая скотина даже не притормозила.
На помощь, как обычно, пришел Замок. От узора на стене отделилась длинная черная плеть с мелкими листочками и крупными бутонами роз из матово-белого камня. Метнулась к собаке, обвила хвост и как следует дернула.
Светлячок плюхнулся на зад, разочарованно гавкнул и с обиды слегка уменьшился в размерах.
Ах да, я не упомянула, что наш пес — не совсем пес? Кто он по своей природе, нам доподлинно не известно, но лично для нас всегда был прежде всего нянькой. И да — он действительно умеет светиться в темноте.
Пользуясь поддержкой Замка, мы успешно миновали лохматое препятствие и возобновили наш чинно-благородный путь.
Сестра следовала в метре с небольшим сразу за мной. Она единственная держится так близко — на минимальном расстоянии, хотя я говорила много раз, чтобы она так не делала. Но Джен всегда чувствует до миллиметра, где идти еще можно. А на мои просьбы как-то раз ответила: «Не волнуйся за меня — я просто не хочу, чтобы тебе казалось, что ты идешь одна». После этого я от нее отстала, но привычка чуть ускорять шаг, чтобы хоть немного обмануть ее и выиграть дополнительные сантиметры успокоительного расстояния, сохранилась.
Мы живем так уже много лет — в постоянном ощущении присутствия друг друга, каждым нервом и каждой клеткой кожи чутко прислушиваясь, где находится близкий человек.
У меня нет никого ближе Джен. И в переносном… и в прямом смысле слова. Обычно люди инстинктивно держатся дальше. Даже мать с отцом.
Светлячок за нашими спинами грустно положил лобастую голову на передние лапы. Ветка оставила его хвост в покое и втянулась обратно в узор. Придется потом умасливать вкусняшками, чтобы простил.
Мы уже шагнули на лестницу, когда услышали снизу грохот, звон битого фарфора и шумные ругательства. Кажется, папин ездовой снежный олень опять пробрался в холл с улицы, громко цокая копытами и задевая развесистыми серебряными рогами картины, и уже вовсю хозяйничает среди букетов в напольных вазах. Снова будет меланхолично с ними расправляться, тщательно пережевывая и кося сапфировым глазом, пока старик-дворецкий Торнвуд кричит на него и пытается выгнать, чтоб хотя бы к приезду гостей создать видимость добропорядочного дворянского имения.
Да уж, в нашем дурдоме не соскучишься!
Мы спустились на второй этаж Замка, где располагался бальный зал. Его так редко открывали на моей памяти, что было даже странно видеть высокие белые двери распахнутыми.
А виновник торжества уже был там, и мы с сестрой скорее поспешили, чтобы спросить, нужна ли помощь.
Мама держала этого самого виновника на руках. Ричарду сегодня исполняется годик. И можно было подумать, что день рождения маленького ребенка не такой уж повод, чтобы устраивать большое торжество… если не знать, каким трудом достался маме с папой сын.
Первые роды у мамы были тяжелыми. Она — хрупкая, маленькая, а тут близнецы. Да еще ей нужно было расходовать много внутреннего магического резерва, ведь беременность у эллери — это подготовка к появлению новых волшебников, наделенных собственным даром, который постепенно формируется еще до рождения. Если бы папа тоже обладал магией, было бы проще — нам бы досталась и частица его сил. А так маме пришлось отдуваться за двоих.
К тому же вскоре после родов мама вынуждена была заняться лечением мужа тети Эмбер от какого-то трудно снимаемого заклятия. Мы не рассказываем тете, чтобы ее не огорчать, но после этого лечения мамин магический запас, и так подорванный родами, восстанавливался с огромным трудом, ее это сильно подкосило изнутри. С тех пор мама практически не пользуется своими способностями целительницы — помню, папа в детстве запрещал ей даже царапины у нас лечить, и она делала это тайком, когда он не видел.
Так что родители долго не решались завести следующего ребенка. По счастью, все прошло хорошо, и наш братишка — здоровый, чудесный и улыбчивый мальчик.
