Морвин догнал меня, когда я почти уже добежала до своей башни. Схватил за плечи, развернул и впечатал в стену. Впился в лицо кипящим раскаленной лавой взглядом.
— Стой, Эмма! Выслушай меня. Это ритуальный брак! Верховный маг Храма не может отказаться, когда его выбирает Жрица Великой Матери.
— Иланна… Иланна твоя невеста, да? — прошептала я, задыхаясь. Отвернув лицо, борясь со слезами, которые душили невыносимо.
Я вспомнила, какими глазами смотрела она на него там, в том чужом и странном мире. Как проводила изящным ноготком по огненным узорам и смеялась, когда он ее обжег. Только теперь я поняла, что мне напомнил тот взгляд. Словно Морвин был ее пес, который может скалить зубы, но цепь слишком коротка, и он все равно никуда не убежит.
— Я ни разу даже пальцем ее не коснулся! Не было даже поцелуя.
Улыбаюсь горькой улыбкой сквозь застилающие взор слезы.
— Зато у нас с тобой был. И этого довольно. Уходи! Возвращайся к себе. Возвращайся в свой мир. Надеюсь, ты достаточно развлекся… в отпуске.
Его взгляд — он просто бешеный. Пальцы вцепляются в плечи — не шевельнуться. Воздух между нами словно выкипел весь до последней молекулы, и в этой пустоте осталось только одно — то, что никогда не менялось. Невыносимое притяжение между нами.
— Ты думаешь, что это можно назвать поцелуем?
Нет. То недоразумение нельзя было назвать поцелуем. Я поняла это, когда его губы обрушились на меня огненным смерчем — сминая, подчиняя, стирая любые горькие слова и любые обвинения, оставляя только бешеную, неукротимую потребность друг к друге.
Выбивая все мысли из головы. Вытесняя все доводы рассудка.
Вопреки всему доказывая снова и снова, что я — его, даже если он не может быть моим.
Когда мы оторвались друг от друга — в одном рваном дыхании на двоих, в одном потерянном пульсе, он упал горячим лбом на мой лоб, запустил обе руки в разметавшиеся волосы.
— Эмма…
— Не надо. Пожалуйста. Не говори больше ни слова. Мне и так слишком больно. Просто уходи! Теперь я и правда тебе ничего не должна.
Снова отвожу взгляд. От его ответного, испепеляюще-жгучего и так никуда не скрыться, он словно плавит что-то у меня внутри.
— Хорошо. Если ты так хочешь.
Широкий шаг назад — и я чуть не падаю, когда он больше меня не держит. Вцепляюсь кончиками пальцев в стену за своей спиной.
Морвин разводит руки в разные стороны напряженным жестом — в левой загорается мягкое, приглушенное сияние — и через секунду в ней появляется артефакт перехода. Чехарда багряных искр в его туманном нутре — все быстрей и быстрей, раскручивается так, что пятна света сливаются в одно. А потом в правой руке в такой же мягкой дымке материализуется снова меч, забытый в гостиной. И сумка снова появляется через плечо.
Вот так. Он заберет с собой все, что приносил в наш мир — и немного сверху.
Глупое сердце одной маленькой глупой девчонки, что верила в сказки и в зеркала.
Когда меня находит перепуганная Джен, я сижу на полу там, где сползла по стеночке — обхватив колени и глядя в одну точку. Подо мной и за моей спиной — лед. Много льда.
— Эмма! Что ты…
Она сдавленно ойкает, когда натыкается на стену. Намного, намного дальше, чем обычно.
— Сестренка… что же вы наделали? Это же целых два метра…
Глава 36
Когда я очнулась и увидела плачущую сестру, все-таки смогла сосредоточиться как следует и вернуть Сферу на привычное место. Ровно один метр. Рука Джен по счастью в этот раз очень быстро прошла, даже следа не осталось. И не потребовались никакие лечебные мази.
Мою магию после того выплеска, заморозившего пол Академии, снова как отрезало. Я пыталась нащупать внутри хотя бы слабые токи, но они будто смерзлись и ушли очень далеко вглубь меня. Ни малейшего ответа. И я смирилась с тем, что видимо, волшебство — это не мое, и после оглашения «сюрприза» от Короля нужно будет просто собрать вещи и уехать домой.
Ну и ладно.
Прошло еще два дня. Они тянулись очень долго, но я их как-то пережила.
Труднее всего давалась пустота вокруг. Снова. Мои руки искали тепла, к которому так быстро, оказывается, привыкли, но не находили его. Кончики пальцев горели от потребности прикоснуться к живому, дышащему, горячему. Дыханию было тесно в груди.
Потом я поняла, что будет очень правильным решением уехать домой, в Замок ледяной розы. Потому что здесь мои раны постоянно бередила тысяча мелочей, которые настырно, раз за разом попадались мне на глаза, куда бы я ни шла. Здесь, в Академии пурпурной розы каждый камень, скамейка, дерево и даже фонтан снова и снова воскрешали в памяти моей те короткие, но невыносимо яркие моменты, когда я была без оглядки, по-настоящему счастлива.
Оставалось лишь надеяться, что время излечит раны. Но пустота… ее теперь не заполнит ничто.
Глупое зеркало. И глупые мы с Джен. С чего мы взяли вообще, что оно показывает именно женихов? На нем было написано всего лишь «Загадай, что желаешь ты больше всего». Если это была «любовь», то никто не гарантировал, что она будет взаимной. Это наша романтичная неуемная фантазия и больное воображение додумали остальное.
Погода стояла очень жаркая, солнце парило все сильнее с каждым днем. Деревья радостно развернули листья, почки на цветущих набухали и вот-вот должны были раскрыться.
Джереми Коул стал ходить на занятия, его снобской физиономии на удивление пошли короткая стрижка и злой взгляд. Рыжая так и вилась вокруг него. Ну хоть одна идеальная пара будет на курсе.
Правда, они оба — то попеременно, то вместе, постоянно пытались заставить Петтифи выгнать меня с факультета, не дожидаясь оглашения. Все-таки, в стихийной магии я по-прежнему была полный ноль. А кое-кто поговаривал, что и вовсе опасна своей непредсказуемостью. И тем не менее, я ловила на себе сочувствующий взгляд Петтифи, и она отказывалась это делать. Пока. Кивала на то, что уже завтра состоится торжественное собрание всех студентов, на котором наша Леди Ректор объявит содержание королевской депеши. Мол, вот после собрания и решим.
Собрание открылось в большом зале, как и в день открытия Академии. Яблоку негде было упасть, и возбужденное жужжание тут же улеглось, как только со своего места за длинным преподавательским столом на возвышении встала старая Леди Ректор, слегка покачнувшись и ухватившись за шерсть своей оленихи.
В руках у старушки был распечатанный конверт с обломками алого сургуча.
Вот теперь точно муху можно услышать, если пролетит.
Я сидела позади всех — место на первом ряду мне разонравилось. Джен привычно поблизости. Солейн теперь обходила нас десятой дорогой и делал вид, что не замечает нашего существования — кажется, Дженни сильно поссорилась с ней из-за меня, когда я ушла тем вечером. Я не спрашивала подробностей — мне было неинтересно. Так что за левым краем первого ряда, под самой преподавательской кафедрой, теперь сидела она. Ну и хорошо, главное, что подальше.
