Она села на твердое дерево и запрокинула голову назад, пока не увидела фреску, покрывающую потолок и большую часть всех стен церкви. Здесь было столько цвета, столько красоты, уму непостижимо, как художники делали это, стоя на шатких лесах, и лишь кисти в руках и воля дали им возможность выполнить эти шедевры. Сидели ли они там, где она сейчас, и любовались ли на свою работу? Думали о том, что спустя века люди будут любоваться их трудом? Наверное, самое главное в том, чтобы быть художником, – факт, что ты оставишь что-то после себя в мире. Что-то, чем люди будут наслаждаться. В этом было настоящее волшебство.
К сожалению, Софи была совсем не творческим человеком. Она представления не имела, как можно сесть и изобразить, например, вид из окна ее собственной спальни или лица людей, которых она любила. Они с Робином много раз обсуждали идею нарисовать их совместный портрет, но всегда было неподходящее время. Когда он приедет, надо снова попросить его. Ей нравилось, что их портрет переживет их самих, а какой-нибудь незнакомец из далекого будущего будет рассматривать картину и гадать, кем они были. Софи всегда была в одной и той же позе, когда фотографировалась с Робином – взгляд на него, а не в камеру и широкая, обожающая улыбка на лице. Такой портрет она и хотела бы нарисовать.
После теплого кафе в церкви было прохладно, и Софи почувствовала, как ее зад становится куском льда на жесткой скамье. Она поднялась на ноги и прошла по каменной лестнице на этаж галереи, с усилием ступая по полу, и чуть не запнулась за деревянную балку, прикрепленную посреди пола. Прага славилась такими странностями – неожиданный деревянный выступ здесь, каменная горка там, но они всегда добавляли очарования месту. Когда Софи выпрямилась, она заметила невысокого старичка, охраняющего работы галереи. Его явно позабавило то, что Софи чуть не рухнула только что, и она снова подумала о том, как ей нравится жизнерадостность местных жителей.
На одном из каменных столбов висело предупреждение для посетителей не свешиваться с балконов, и Софи почувствовала, как подкашиваются колени. Вообще-то она не боялась высоты, но каждый раз конечности подводили ее, превращаясь в желе, при мысли о падениях. Робин же совсем наоборот. Если бы он сейчас был здесь, он бы обязательно перегнулся через перила, просто чтобы подразнить ее. Когда они впервые приехали в Австралию много лет назад, он настоял, чтобы они сразу же нашли ближайшее место для прыжков с высоты. Софи до сих пор помнила, что чувствовала, стоя посреди пыльного поля, наблюдая с замиранием сердце сквозь пальцы, как ее новый бойфренд летит по воздуху. Определенно он знал, как держать девушку в тонусе, ее Робин.
Старик, который смеялся на ней, вежливо кашлянул, и Софи пришлось открыть несколько слоев рукавов, чтобы посмотреть на свои часы. Было почти шесть, время закрытия церкви и время, когда ей пора уходить. Улыбаясь мужчине и аккуратно спускаясь по ступеням, Софи натянула шапку Робина на самые уши и вышла на холод.
Тук, тук, тук.
Ее сердце все еще бухало под водой. Софи подняла одну ногу и ногой закрыла кран с горячей водой. Она так долго пролежала в воде, что кожа на пальцах начала морщиться, но Софи все еще не решалась выйти из ванны. Комната была прохладной и казалась пустой без Робина. Все места, где было бы хорошо лежать обнявшись, сейчас казались неправильными. Кровать слишком большой, одеяла слишком тяжелыми, а тишина давящей. Она выключила воду, послушала пустоту. Уши улавливали даже малейший шорох. Она услышала капли, отдаленные голоса, возможно из телевизора, дверь машины открылась и закрылась, мягкий звон проходящего трамвая – и за всем этим невнятным шумом абсолютная тишина.
Чувствуя, что грудь и руки начинают покрываться гусиной кожей, Софи глубоко вздохнула и заставила себя вылезти из ванны. Навязчивая тьма, которая пыталась весь день проникнуть в ее подсознание, вернулась и снова начала стучаться, как дьявольский дятел. Внезапно ей стало жизненно необходимо уйти из комнаты, она натянула джинсы так стремительно, что споткнулась и налетела на угол стола.
Еще один синяк. Они так легко появлялись на ее теле в эти дни, как будто у нее вместо кожи была кожура спелого фрукта. Софи поморщилась, надавив на место удара, ругнувшись про себя. Ей нужно было отвлечься. Возможно, внизу в баре есть другие гости, с которыми можно было бы поболтать. Все что угодно, лишь бы не оставаться здесь одной.
Решившись, она взяла сумку и ключи, захлопнула за собой дверь и направилась к лестнице.
12
– Кажется, равиоли с трюфелем на второе были не самой лучшей идеей.
Хоуп повернулась к Чарли, они как раз проходили по мосту, и положила руку на его живот.
– О нет, тебе нехорошо от них?
– От чего-то мне точно нехорошо. – Чарли скорчил гримасу и замедлил шаг.
Хоуп очень хотелось заметить, что это только его вина – есть как свинья и заказать два ужина, но поняла, что сейчас вряд ли этот урок будет усвоен. Как и равиоли с трюфелями, честно говоря.
– Может быть, ты просто слишком много выпил? – предположила она вместо этого.
– Возможно, – Чарли это не очень убедило.
– Это был очень длинный день, – сказала она, замедляя шаг вместе с ним. По его лицу было понятно, насколько ему нехорошо. – Бедняжка, – Хоуп легко соскользнула в материнскую роль, суетясь вокруг него. Она приложила руку ко лбу, чтобы проверить, не поднялась ли температура. – Не похоже, чтобы у тебя был жар.
– Позорище, – Чарли покраснел. – Вообще-то это предполагалась романтическая поездка.
– Смотри, как чудесно выглядит замок, весь в огнях, – сказала она, пытаясь отвлечь его, показывая туда, где позади них светился Пражский Град на верхушке горы, сверкающее золото на фоне темно-синего неба.
– Очень красиво, – Чарли даже не повернулся. – Извини, дорогая, мне просто надо в отель.
– Конечно, – Хоуп взяла его под руку, и они продолжили путь в молчании.
У них был такой замечательный вечер в ресторане, прекрасная атмосфера и великолепное вино. Хоуп разговорилась о своих планах. Она решила, что ей просто нужно найти работу, сказала она Чарли, может быть, не на полный день, где-нибудь в магазине. Она не хотела быть обузой.
Чарли вполне предсказуемо сделал удивленное лицо и заверил ее, что не стоит волноваться, он только счастлив содержать их двоих столько, сколько она захочет. Наверное, это должно было обрадовать Хоуп, но она почувствовала, как зашевелились волосы у нее на затылке, и занялась едой, чтобы избавиться от этого ощущения. Разве он не понял, что ей нужна работа? Она хотела это делать для себя, а не для него. На протяжении многих лет мужчина был единственным источником дохода, много лет ей приходилось просить дополнительную десятку, если вдруг кончалось что-то из продуктов. Ни за что на свете она больше не позволит такому случиться в ее жизни, даже если Чарли руководствуется самыми лучшими побуждениями.
Когда они проходили мимо Староместской площади и дальше по улице к отелю, Хоуп задумалась, какой бы увидел Прагу ее бывший муж. Она всерьез сомневалась, что ее красота и очарование так тронули бы его, как это случилось с ней. Но он не всегда был таким толстокожим. Она попыталась вспомнить, когда он стал человеком, которого она перестала считать своим другом, но не смогла увидеть сквозь такую толстую пелену времени.
