– Меган, я не… – начал было он и тут же осекся, увидев выражение ее лица.
– Давай не будем об этом говорить, хорошо? – тонким голосом взмолилась она. – Пожалуйста.
Олли слегка нахмурился, но промолчал, взял со стойки кружку пива и сделал несколько больших глотков.
Соблазн схватить его и вновь прижать к себе был велик, но Меган усилием воли опустила взгляд на пол и дождалась, пока сердце перестанет колотиться в груди. То была новая и неизведанная территория для них обоих, и Меган понятия не имела, что сейчас нужно говорить.
– Как там Софи? Как она себя чувствовала, когда ты ушел? – наконец спросила она, решительно меняя тему.
Меган уже скинула куртку и принялась разматывать шарф, который только что пытался сдернуть с нее Олли. После поцелуя ей было жарко, она вся взмокла, а во рту пересохло. Сев на соседний табурет, Меган с благодарностью припала к кружке с прохладным пивом.
– Она показалась мне очень тихой. – Олли помедлил, а потом положил ладонь ей на бедро. – Купил ей бутылочку лучшей пражской колы в баре. Подумал, что сахар ей не помешает.
– И правильно сделал. – Меган улыбнулась и поставила одну ногу на перекладину табурета между его ног. Она все еще чувствовала следы его горячих поцелуев на шее и инстинктивно дотронулась до них рукой. Неужели это действительно произошло? Неужели она взяла и поцеловала Олли?
– Надеюсь, у нее все нормально, – продолжала Меган, прижимая колено к его ноге. – Я так испугалась, когда она упала на мосту.
– Думаешь, у нее расстройство пищевого поведения? Вроде анорексии? – спросил Олли. Он еще не успел надеть очки, и Меган принялась рассматривать его глаза. Она заглядывала в них уже миллион раз, но сегодня они были яркими, как никогда. В приглушенном свете бара они казались не карими, а почти черными. Их обрамляли густые короткие ресницы.
– Не знаю. – Меган нахмурилась. – Я сперва предположила, что Софи беременна, но она надо мной только посмеялась.
– А тебе не кажется странным, что она тут одна? – спросил Олли, заправляя прядку волос ей за ухо. Вообще-то ей следовало сходить в уборную и причесаться, но не хотелось. Если сейчас она уйдет и покинет Олли хотя бы на пару минут, этот чудесный теплый мирок, в котором они очутились, может и рухнуть.
– У них вроде как планы поменялись, – ответила Меган, поворачивая голову так, чтобы коснуться губами его руки. – Она должна была приехать сюда с женихом, но ему пришлось задержаться дома.
– Есть подозрение, что он вообще не появится. – Олли сказал это с очень обеспокоенным лицом, словно мысль пришла ему в голову впервые. – Как-то слишком долго его нет.
Меган едва поборола желание заключить его в крепкие объятия.
– Вы меня удивляете, мистер Моррис, – тихо сказала она. – Разве не вы любите говорить, что любовь все побеждает?
Она все смотрела на его губы и невольно мечтала о новом поцелуе.
– Раньше я действительно так считал. – Олли насмешливо приподнял одну бровь. – А теперь как-то боязно в это верить.
– Что ж, скоро мы все узнаем, верно? Софи говорила нам с Хоуп, что Робин прилетит завтра днем.
– Надеюсь, действительно прилетит, – сказал Олли. А потом слез с табурета и наконец ласково притянул Меган к себе. – Она такая славная девушка и заслуживает счастья.
Меган закрыла глаза и прильнула щекой к его груди. Как приятно чувствовать его тепло, слышать стук сердца под толстым джемпером – медленное, ритмичное, успокаивающее биение… Она обхватила Олли за талию и спрятала руки в задние карманы его джинсов. При высоком росте попа у него была упругая и круглая – приятно помять (что Меган тут же и сделала).
– Так-так! – прошептал Олли. – Если не прекратишь, придется мне и тебя тащить на закорках в отель.
– Сам виноват: нечего быть таким сексуальным!.. – прошептала она, впиваясь ногтями в его джинсы.
За все месяцы их дружбы Меган ни разу не делала Олли комплиментов, тем более таких. Он без конца говорил ей, какая она талантливая, как он восхищается ее творчеством, какое у нее отличное чувство юмора. А сегодня он сказал, что она красивая – и Меган ему даже поверила. Андре вообще никак не комментировал ее внешность, и чем больше времени она с ним проводила, тем чаще куталась в мешковатую одежду. Теперь же, глядя на себя в зеркало, Меган видела золотистые волосы, мамины яркие глаза, маленький носик и аккуратные губы. Не ужас, конечно, но и не бог весть что. А для Олли она самая лучшая. Меган никогда не нуждалась в мужском одобрении, ее самооценка не зависела от мнения посторонних. Но как это, оказывается, приятно – когда тобой восхищаются.
Поглаживая кончиками пальцев его поясницу, она слышала, как ускоряется его пульс. В последние месяцы они столько времени проводили вместе – ходили по воскресеньям в бары, играли в пив-понг на крыше дома в Брикстоне, поднимались на Парламентский холм и ели там мороженое, любуясь раскинувшейся перед ними столицей – и ни разу ничего не произошло. Олли не пытался взять ее за руку или погладить по щеке, как здесь, в Праге, да Меган этого и не хотелось. И то, как легко и быстро они перешли к близости, одновременно ее удивляло и восхищало. Никакой неловкости или смущения. Меган чувствовала, что поцелуй случился вовремя. Мало того – он был практически неизбежен.
Несмотря на восхитительное дрожащее тепло, разливавшееся по телу, где-то в закоулках ее сознания продолжало свербеть: что ты творишь, черт тебя подери?! Меган решила не обращать внимания на этот противный голосок. Она вынула руки из карманов Олли и обхватила ладонями его лицо. Когда он нагибался, чтобы вновь ее поцеловать, Меган успела заметить мелькнувшую в его глазах тень печали.
32
– По-моему, никто уже не придет.
Хоуп и Чарли сидели в баре вдвоем, глядя на свои полные коктейльные бокалы. После массажа они целый день болтались по Малой Стране, покупая безделушки и хихикая над деревянными куклами, что злобно косились на них с витрин сувенирных лавок. Время убегало как песок сквозь пальцы – а с ним и гнетущее чувство тревоги, прокравшееся в их отношения вчера вечером.
Невзирая на ноющие от усталости и холода руки и ноги, Хоуп и Чарли поднялись по крутой извилистой дорожке к Пражскому Граду и подивились несгибаемому чувству долга караульных (и заодно их иммунитетом к морозу). Совершенно невозмутимые и спокойные, в серых меховых шапках и шинелях с меховыми воротниками, неподвижно стояли они на своих местах, сжимая одной рукой в белой перчатке винтовку и глядя ровно перед собой сквозь солнцезащитные очки. Чарли встал рядом с одной полосатой бело-голубой будкой и, смеясь, отсалютовал в камеру.
Чтобы немного согреться, – казалось, на улице холодало с каждым сдвигом стрелки на многочисленных городских часах, – они решили зайти в базилику святого Георгия. Хоуп потрясенно охала, разглядывая фрески на сводчатых потолках: в тусклом свете красные и золотые оттенки производили грандиозное впечатление. Открытое пространство было словно подернуто патиной, воздух пах многовековой историей. Переступая пороги таких мест, Хоуп ощущала, что входит в само прошлое, и это величественное чувство начисто стирало суматоху прочих эмоций. На несколько бесценных часов Хоуп освобождала себя от ответственности и просто впитывала красоту. Чем дольше она была в Праге, тем тверже верила в магию этого города – волшебство было здесь всюду, она его чувствовала.
