На секунду ее даже затошнило от стыда. Олли мирно спал: такой поворот событий его явно не смущал. Меган обуревала зависть и одновременно злость. Конечно, она сама во всем виновата, кто бы спорил… Но ведь и Олли мог поступить благородно: отвернуться, послать ее куда подальше, да просто не отвечать на поцелуй! Он наверняка решил, что теперь все изменится… И это, безусловно, так. Только почему-то перемены не сделали Меган счастливой, наоборот – ее уже начинали душить сожаления.
Вновь закрыв глаза, она на сей раз увидела саму себя: запрокинув голову и выгнув спину, она впивалась пальцами в волосы Олли, а он покрывал поцелуями ее тело, прерываясь лишь на то, чтобы языком довести ее до верха исступленного блаженства.
Им было хорошо вместе, но они совершили ошибку.
Меган убедилась, что Олли крепко спит, затем приподняла край одеяла и бесшумно выскользнула из кровати. Подобравшись на четвереньках к открытому чемодану, она тихонько нашла одежду. Конечно, ей хотелось принять душ, но еще сильнее хотелось вырваться на свободу. Она натянула джинсы и свитер, нашла обувь, сумку и сумела выйти в коридор, не разбудив Олли.
В буфете никого не было, кроме одной-единственной официантки, которая накрывала столы. Она робко улыбнулась Меган, указала на часы и сообщила, что завтрак скоро начнется. Да черт с ним, с завтраком! Вымученно улыбнувшись в ответ и на ходу надевая перчатки, Меган побежала дальше – прочь из гостиницы, подальше от Олли.
Холодный утренний воздух больно хлестнул по щекам, зато на улице Меган сразу пришла в себя. Когда отель скрылся из виду, она начала успокаиваться. На улицах было практически безлюдно: лишь несколько усталых на вид бродяг попались ей по дороге к Карлову мосту. Никакого плана у Меган не было, но почему-то все дороги приводили ее на этот мост.
Утро выдалось чудесное. На краю чистого, свежевыстиранного неба уже брезжило обещание яркого солнца. Меган подняла камеру, готовясь запечатлеть момент, но оказалась не в состоянии это сделать. Красота упорно ускользала от объектива. К горлу подступили слезы отчаяния: эмоции, которых она так ждала, никак не хотели материализовываться.
Камера без дела повисла на шее. Без этих эмоций, без столь необходимой духовной связи с объектом съемки Меган не имела права называться фотографом. Проще уж сразу утопить фотоаппарат во Влтаве.
О чем она только думала? Зачем переспала с Олли?! Столько дней держала себя в руках… А теперь дороги назад нет. Он уже никогда не примет ее нелепых оправданий, никогда не поймет, почему они не могут быть вместе. Да вот же почему – вот из-за этих самых чувств, из-за этого стыда и сожалений! Олли проник в самую душу Меган и в считаные часы лишил ее фотографического дара. Теперь ей ясно до боли, что одно не может мирно сосуществовать с другим. Она всегда хотела следовать за мечтой, а не за сердцем…
Как это несправедливо! Все друзья дружно закатывали глаза, когда она пыталась объяснить, почему не может быть с Олли. Родная мать обругала ее за это решение и заявила, что она совершает ошибку, о которой будет жалеть всю жизнь. И никто не видел, что сердце Меган тоже разбито. Что она не может встречаться с Олли из-за собственных неврозов и страха (до сих пор она себе в этом не признавалась). Да, Олли всегда ей нравился, и она не хочет причинять ему боль, но теперь именно это ей и придется сделать!
Меган шла, не разбирая дороги, а потом подняла голову и осознала, что понятия не имеет, куда забрела. Дома здесь были на несколько этажей выше, чем в Старом городе, а за коваными решетками балконов громоздился хлам, каким люди неизбежно обрастают в ходе жизни. Пользуясь камерой как биноклем, Меган выхватывала из хаоса то горшок с зимними цветами, то детский велосипед, то переполненную пепельницу. Вдруг одна из балконных дверей открылась, и на улицу вышла женщина в темно-сером халате и с растрепанным пучком на голове. Меган прищурилась в видоискатель и разглядела под халатом красные домашние тапочки.
Пока женщина ее не заметила, Меган опустила палец на кнопку спуска. Она обожала такое: забредать в чужую жизнь и становиться ее случайным и незаметным свидетелем. Женщина только проснулась, и Меган с улыбкой наблюдала, как она зевает и потягивается. Она смотрела на горизонт: там медленно, точно кекс в печке, поднималось солнце, раскидывая во все стороны сияющие нити. Покрытые инеем крыши города уже вовсю мерцали, словно бесконечная гирлянда.
«Интересно, о чем она думает, – гадала Меган. – Какой день ее ждет?»
Вдруг женщина повернула голову и посмотрела прямо на Меган – будто почувствовала тепло ее взгляда. На секунду ей показалось, что женщина сейчас улыбнется, но та лишь покачала головой и что-то произнесла, а потом сразу ушла с балкона.
Вместо того чтобы попытаться найти дорогу к отелю, Меган двинулась дальше по мощеным улицам, углубляясь в жилые кварталы западного побережья Влтавы. Ей очень нравилось здесь, вдали от людных туристических мест, где так легко было увлечься архитектурными красотами и упустить из виду очаровательные мелочи. Чтобы по-настоящему понять город, необходимо надорвать уголок упаковки, сунуть ложку любопытства в самую глубь и зачерпнуть побольше того, что кроется внутри.
На пути Меган как раз открывалась пекарня. Немного помедлив у входа, она все-таки толкнула дверь и вошла. И сразу же улыбнулась. Отчасти потому, что веселый человек за прилавком гостеприимно раскинул руки, а в большей степени – потому что ее покорил сладкий аромат, исходивший от свежеиспеченного хлеба, булочек и пышек. Хотелось все это немедленно сфотографировать, но вдруг это не понравится продавцу? Меган с трудом освоила два чешских слова – «пожалуйста» и «спасибо», – и, конечно же, не знала, как спросить разрешения на фотосъемку. Она решила просто поглазеть на выпечку и в итоге остановилась на огромной ватрушке с джемом.
– Вот это, пожалуйста, – сказала Меган, тыча пальцем в витрину и чувствуя себя полной дурой.
– А, калач! Прекрасный выбор. – Продавец вооружился бумажным пакетом и щипцами. – Этот с джемом. А еще есть с мясом и сыром.
– С сыром? – Так, вот это уже другой разговор.
Продавец кивнул, тряхнув седой бородой, а затем обвел левой рукой ту часть прилавка, где сидели круглые булочки с аппетитными желтыми серединками.
– Да, пожалуйста… Prosim! – воскликнула она, улыбаясь в ответ на его одобрительную улыбку.
Когда он давал ей сдачу, звякнул колокольчик над дверью, и вошла старушка в розовом пальто, ярко-зеленых резиновых сапогах и большой фетровой шляпе поверх бигуди. Она тут же принялась что-то оживленно болтать по-чешски, а бородач с радостью поддержал разговор. Они вовсю щебетали, не обращая никакого внимания на Меган. Та прислонилась к окну и, поедая свою восхитительную булку с сыром, слушала и смотрела по сторонам. Жизнь простых людей в Праге казалась ей такой славной! Здесь до сих пор сохранялся какой-то сельский дух, ведь город был разделен на округа, и внутри округа все друг друга знали. Чувствовалось, что этих людей многое объединяет. Меган робко помахала бородачу на прощанье. Как же не хватает Лондону этой самой общности! Причем она осознала это впервые, лишь сейчас, увидев небольшую зарисовку из жизни пражан. Быть может, Лондон вовсе не ее город? Да, там больше возможностей, но ведь добиться чего-то можно в любой точке мира, было бы желание. Очень хотелось поговорить на эту тему с Олли, однако его, конечно, рядом не было. Она сама об этом позаботилась.
