– Ты и помогаешь, – прошептала Таланджи. – Каждый день помогаешь.
– Пора.
Все это время Бвонсамди молча взирал на них из угла балкона, но теперь указал на заходящее солнце.
– Королеве пора отдохнуть, а тебе, Растахан, – вернуться под мою опеку.
Король кивнул и в последний раз окинул дочь долгим взглядом.
– Помни, Таланджи: ты не просто моя дочь, не просто родная кровь, ты – королева, которой заслуживает Зандалар. Предки будут горды тобой не меньше, чем я.
Таланджи кивнула, собираясь с духом перед расставанием.
– Прощай, отец.
– Прощай, сауридушка моя милая. Будь мужественна, дочь.
– Буду.
Дух отца исчез, рассеялся на прохладном вечернем ветру, точно облачко мягкой пыльцы, унесенное в даль, в чащу джунглей. Бвонсамди тоже ушел, оставив Таланджи наедине с собственными мыслями и со своим королевством. Пожары в джунглях угасли. Завтра ей предстояло обратиться к подданным с речью. И созвать заседание Совета Занчули. И ходатаев выслушать…
Трудам королевы конца не бывает.
«Я буду мужественной, отец, – подумала Таланджи. – Мужества мне уже не занимать».
Эпилог
«Эта сила станет тебе тюрьмой», – так предостерегал Король-лич.
Однако сломленный, никчемный, он ее более ничуть не заботил.
Весь этот мир – тюрьма.
Наконец. Наконец-то!
Пальцы Сильваны крепко сомкнулись на шлеме, впиваясь в холодную сталь в поисках слабых мест. Сладостный, медленный, глубокий вдох перед последним шагом… Этому мигу, этой минуте и было посвящено все – вся накопленная ею сила, все заключенные сделки, все данные обещания. Вокруг собрались, заклубились, как призраки, пряди студеного пара, морозного дыхания гор. Цитадель Ледяной Короны пала, владыка ее повержен.
Тело Сильваны налилось силой – несравненной, неодолимой мощью. Вот оно, истинное наслаждение!
Шлем Господства сделался хрупким, темница Нер’зула, корона Артаса Менетила подалась, треснула надвое, распадаясь в ладонях, раскаляясь жарче и жарче, точно в жерле кузнечного горна, треснула, словно кость. Грань между миром смертных и Темными землями – вернее сказать, с самой Пастью – здесь была так угрожающе тонка, что Сильвана явственно чувствовала пульс иного, нового мира, с нетерпением ждавшего ее по ту сторону.
Шлем жег пальцы, упорствовал, но Сильвана явилась сюда наготове. Устоять против неодолимого, против всей мощи смерти, он не мог, а посему уступал, разрушался. Зарождавшийся внутри вопль Сильвана почувствовала задолго до того, как он вырвался из горла наружу. Еще миг – и Шлем Господства распался, разорванный напополам, и грохот взрыва, взвившийся к небесам, смешался с ее торжествующим криком.
Все было кончено. Ни на что больше не годный, кроме разве что пополнения мусорной кучи, шлем упал к ее ногам. Болвар Фордрагон, Король-лич – огромные латы, растрескавшаяся кожа, пронзенная множеством стрел – взглянул на нее снизу вверх и поднял взгляд к небу, безмолвно, тупо дивясь тому, что она сейчас сделала. Тому, чего ей удалось достичь. «Что ж, пусть», – подумала Сильвана. Пусть глазеет. Пусть себе дивится. Теперь он – ничто: жив, но сломлен, никчемен, точно корона Менетила, а значит, о нем надлежит забыть, оставить его в прошлом. «А я, – закончила она мысль, – выпущу всех нас на волю».
Перед Сильваной распахивался, разворачивался новый мир. Небеса раздались, треснули надвое, словно брошенный наземь шлем. Вокруг выли ветры. Полы плаща яростно хлестали по икрам. В ладонях еще пульсировал жар раскаленной стали.
Подняв взгляд, Сильвана увидела изящную темную башню, призывно, словно манящий палец, тянущуюся к ней с высоты, и послушно двинулась на зов.
Стоило ей сделать еще шаг к границе царства смерти, оттуда, из-за порога, донесся хор жалобных стонов – высоких, пронзительных, точно вой ветров среди горных круч Ледяной Короны. Здесь встречный ветер рвал полы плаща с той же яростью, однако Сильвана смотрела вперед и только вперед. Там, перед нею, клубилась, ждала, тянула бесконечную погребальную песнь ненасытная Пасть.
Земля под ногами внезапно вздрогнула, заставив Сильвану замедлить шаг, к мертвенно-серому небу потянулись черные вихри. Рассеявшись, тьма оставила перед Сильваной Натаноса. Стоя на коленях, он крепко сжимал в руке опорожненный фиал.
– Мой защитник, – промурлыкала Сильвана. – Ты как нельзя более вовремя. Поведай же о своей победе, пока мы вместе делаем первые шаги.
Натанос медленно поднялся, и тут Сильвана заметила, как дрожат его руки. Не успел он оглядеться, а в сердце ее вскипела жгучая ярость. Гримаса скорби на его лице рассказывала обо всем ясней всяких слов.
– Я… я подвел тебя, моя королева. Бвонсамди жив. Сира Лунный Страж в плену. Я не смог выполнить твоего повеления. Орда… они явились во множестве и преградили нам путь. Боюсь, теперь Бвонсамди лишь станет еще неуступчивее.
Сильвана перевела взгляд с его трясущихся губ на башню, высившуюся впереди. Его неудача серьезно осложняла положение и заметно омрачала триумф, еще минуту назад казавшийся столь бесспорным. Подняв голову выше, она ненадолго смежила веки. «Поражение за поражением!» – донесся из глубин памяти глумливый баритон Саурфанга. Зарычав, Сильвана заглушила голос давно умершего орка и с силой впилась ногтями в ладони. Натанос не сводил с нее взгляда, губы его дрожали от бешенства, весь внешний лоск пошел трещинами: несомненно, удержать при себе все загодя приготовленные оправдания да объяснения стоило ему немалых трудов, однако Сильвана не желала их слушать. Она могла бы покарать его, закричать и криком опустошить его душу, но поражения этим не исправить. Исправить дело мог только шаг вперед. Да, удар серьезен, но им, несомненно, по силам преодолеть и это. Не с легкостью, разумеется, но – что поделаешь, ее миссия требует великих жертв.
– Ты ждешь приказа удалиться?
Натанос гулко сглотнул. Раздавленный фиал сухо, как кость, хрустнул в его ладони, из горсти посыпалась, потекла наземь, словно песок, искристая пыль.
– Я вернусь в поместье Маррисов, госпожа, и буду ждать там твоих распоряжений.
В его голосе слышалась нотка надежды – хрупкой, беззащитной, будто птенчик, выпавший из гнезда.
– Ступай куда хочешь, Натанос, – отвечала Сильвана, небрежно взмахнув рукой, точно стряхивая с плеча пылинку, – но не сиди сложа руки. Это лоа прекрасно знает Темные земли, и я ожидаю, что ты вернешься ко мне, зная, как оградить меня от его вмешательства. А мой путь ведет вперед.
С этим Сильвана и двинулась дальше: ведь сила тянется к силе, и скоро ее мощь еще возрастет, а ведь Сильвана стремится к ней не ради нее самой, но с тем, чтобы пустить ее в дело. Несправедливая лестница их жизней должна быть разобрана, снесена, и не по одной ступеньке – вся разом. Вся целиком. Довольно ей, Сильване, быть беспомощной игрушкой в руках себялюбивого мироздания. Тюремщик тоже поймет, что следует сделать.
