Всего три часа плавания отделяло их от Дувра, но только при условии, что буря утихнет. Пока же на это не было ни малейших надежд.
Неужели Шелдону придется терпеть столько времени присутствие дамы, овладеть которой ему хотелось в высшей степени, причем желание это было абсолютно явно для Кериссы и поэтому тем более постыдно. Он, как мог, пытался прикрыть свои неприлично топорщившиеся панталоны.
На баркасе, который Шелдон заблаговременно арендовал, были две вполне удобные пассажирские каюты. Вероятно, там раньше переправлялись разного рода преступники, ища убежище на том или другом берегу.
Бог с ними! Теперь самый честный и богобоязненный человек готов был залезть в любую крысиную нору и войти в сделку с любым контрабандистом, лишь бы избежать гильотины.
Дождавшись утра и ни разу не поцеловав «графиню», что стоило ему многих мучений, Шелдон выскользнул из погруженной в мирный сон гостиницы и прогулялся по Кале.
Ничего достопримечательного в этом провинциальном городе не было, хотя в прежние века за обладание им яростно сражались английские и французские короли. Улицы были узки и обильно залиты помоями. Все они вели к рыночной площади. Дома также производили грустное впечатление. Ветер срывал с остроконечных крыш черепицу и швырял ее наземь, изредка попадая в прохожих.
Всего жителей в городке было шесть-семь тысяч, не больше, но, к удовольствию приезжих, они были все как один – и мужчины, и женщины – очень приветливы. Ведь все их благополучие зависело от тех, кто по разным причинам желал пересечь Пролив и попасть в Англию. В каждом незнакомце, появившемся в Кале, они видели будущего соискателя места на их судне или суденышке, тем более в столь тревожные времена.
Дождь наконец прекратился, из-за серых облаков выглянуло солнышко, на улице стало немного повеселее.
Шелдон обращал внимание на хорошеньких женщин в толпе грубых рыбачек в ужасающих красных юбках и тяжелых деревянных башмаках.
Голубоглазые, светловолосые девушки заставляли вспомнить походы короля-завоевателя Эдуарда Третьего. Вернув Кале под власть британской короны, рачительный король заставил всех своих молодых рыцарей жениться на местных уроженках, и отсюда пошла неизвестно какая, но очень симпатичная раса. Наследственность особенно сказывалась у женского пола. Мужчин смешение крови почти не коснулось.
Распознав в Шелдоне англичанина, торговцы стали усиленно зазывать его, как и прочих его соотечественников, в свои лавчонки, буквально ломившиеся от сравнительно недорогих товаров.
Шелдон Харкорт слишком долго прожил во Франции, чтобы не поддаваться на уловки лавочников, не соблазняться дешевизной, как, к своему последующему глубокому разочарованию, поступали неопытные лондонские аристократы.
Обидевшись на самих себя, но возлагая вину на якобы обманувших их торговцев, английские снобы награждали французов самыми нелестными прозвищами.
Слава Богу, что пресловутое английское воспитание заставляло большей частью держать это мнение при себе. Иначе революционная буря могла бы разразиться и здесь, в тихом провинциальном Кале, и даже, чем черт не шутит, перекинуться через Пролив в туманный Альбион. Ведь там тоже полтора века назад подданные отрубили голову своему королю.
Шелдон слегка гордился в душе, что он успел познать французский нрав и душу народа. Он чаще всего старался увидеть в людях не недостатки их, а достоинства, и во французах он ценил их жизнерадостность, приветливость и воистину рыцарское великодушие, что, впрочем, слегка поугасло в наступившие тяжелые времена.
Конечно, он не мог не восстанавливать в памяти недавние события, а именно беседу с Кериссой.
«Черт побери! – разглагольствовал один из его знакомых английских снобов. – Не знаю почему, но эти француженки умеют свести британского мужчину с ума. Вероятно, их учат этому с детства».
Такого же мнения он придерживался на протяжении всего вчерашнего вечера по отношению к Кериссе.
Сидя у огня и грея свои очаровательные ножки, лишь совсем чуть-чуть приподняв для этого юбки, она произнесла:
– Я получила хорошее образование. Папа сказал, что ненавидит пустоголовых дамочек.
– Ты училась в школе или в монастыре?
Керисса резко тряхнула головой.
– В такие места я не ходок. Там бы девчонки издевались надо мной, потому что я незаконнорожденная. И дразнили бы меня «вшивой герцогиней». А разве я виновата, что мой отец действительно был герцогом?
Шелдон тут же поспешил сменить тему разговора.
Но теперь, вспоминая эти подробности, он все больше проникался уважением к встреченной им вчера авантюристке.
Он был даже склонен поверить, что ее мамочка родилась в аристократическом английском семействе, близком к придворным кругам.
Во всяком случае, мать Кериссы познакомилась с герцогом де Валенс где-нибудь в Букингемском дворце. Он там пригласил ее на танец, и после этого единственного танца его охватила безумная любовь.
Полковник Арчибальд Уоринг тогда привез свою жену и дочь на лондонский сезон.
Герцог де Валенс на следующее же утро после бала явился с визитом к Уорингам, но был принят холодно.
Мать юной Мадлен сразу же догадалась о брачных намерениях герцога, но весьма мало была польщена его предложением. Как бы родовит и богат ни был этот аристократ, отпускать дочь на чужбину она не желала. Однако ни герцог, ни Мадлен уже не мыслили жизни друг без друга. Они тайно переписывались, и эта любовная почта могла бы составить целый роман. Потом они вновь свиделись, и герцог убедил Мадлен сбежать с ним из родительского дома.
Глядя на Кериссу, нетрудно было поверить, что французский герцог без памяти влюбился в ее матушку Мадлен, если только в матери была хоть половина очарования дочки. Ради такой женщины можно было совершить самые безумные поступки.
И даже для такого опытного наблюдателя человеческих характеров, каким являлся Шелдон Харкорт, было неожиданным, какую метаморфозу сотворила с собой Керисса за время их совместного ужина в интимной обстановке отдельного кабинета.
Сперва она явилась туда как неприступная гранд-дама и превосходно сыграла роль скорбящей вдовы-аристократки.
А каково было выражение ее лица! Боже, такой скорби, трогательной печали нельзя было противостоять!
На его глазах неутешная вдова превратилась в девственницу, впрочем, весьма дерзкую. И все соблазнительное, чем она обладала – локонами, округлыми грудками и нежными ручками, – все это демонстрировалось как бы на витрине воспаленному мужскому взгляду. И все это с такой наивной непосредственностью!
Черт побери, от этого зрелища запросто можно было бы свихнуться!
Шелдон тогда нашел единственную относительно здравомыслящую фразу, которую поспешил произнести:
