Пока грелась вода для ванны, матушка нас накормила, расспросила еще немного о дороге, но о главном, что меня беспокоило, я решила поговорить завтра. Меня больше интересовало, видела ли она то же, что и я.
Откисать в маленьком железном корыте пришлось по очереди — в нем и один человек мог разместиться только сидя, а уж вдвоем вовсе никак.
— Давай я тебе помогу, и пойдешь отдыхать. Ты уже засыпаешь, — Ритар провел мочалкой по плечам, а у меня сил хватило только чтобы промычать от удовольствия. В итоге принятие ванны превратилось в купание сонного младенца. Воин даже вытащил меня на руках, поставил перед собой и вытер с головы до ног. Лишь на некоторое время замер за спиной.
— Если хочешь, я могу их убрать. В любое время, только скажи, — горячие губы оставили след между лопаток, а я почему-то именно в этот момент подумала, как сильно люблю этого мужчину. И что бы ни случилось с нами в будущем, он должен об этом знать.
Развернулась, отбросила в сторону полотенце, положила ладони на колючие щеки и произнесла то, что жгло грудь, слова, которые рвались наружу, потому что им стало тесно внутри:
— Я люблю тебя, — и прижалась к его губам, не желая знать, что Ритар скажет в ответ.
Руки айкара медленно поглаживали мою спину. Поцелуй вышел тягучим и нежным, и не понятно, от чего кружилась голова: от усталости, моих смелых слов или этой пронзительной близости.
— Так, кажется, кто-то сейчас заснет стоя, — прошептал он, когда я слепо ткнулась лбом в его плечо. Поднял на руки и уложил в кровать. Я завернулась в уютный кокон из одеяла, а дальше наступила долгожданная темнота. Где-то далеко еще слышался тихий плеск, когда мой жених мылся, но я уже не обращала на него внимания.
А вынырнула из сна от собственного крика. Все произошедшее после было как в тумане. Плечо пронзило болью, кожу на левой лопатке словно содрали наживую. Стиснула зубы, глуша в себе крик, попыталась сесть, но меня перехватил Ритар.
— Покровители… Дели, ляг на живот, — и практически сам перевернул мое непослушное тело.
Я закусила угол подушки, сквозь которую все равно вырывались глухие стоны, из глаз катились слезы. В висках противными молоточками пульсировали отголоски боли, кожа горела самым натуральным образом. И этот запах — паленого — забивался в ноздри и нагонял тошноту.
Ритар сидел рядом на кровати, с его волос мне на руку капала вода. Он успел до талии выпутать меня из одеяла, когда в комнату ворвалась мама.
— Что у вас?… Ох! — она застыла рядом со мной с поднесенной ко рту рукой.
Едва ли мужчина ее вообще заметил, его хриплый голос обращался ко мне:
— Потерпи, девочка, я попробую вылечить, — однако, прежде чем привычное тепло потекло из ладоней, его остановила мама:
— Нет, не сейчас, Ритар. Слишком рано. Нельзя, чтобы это увидели на Лире.
— Плевать, ей больно, — практически рык.
— Если сможешь только убрать боль — действуй. А я принесу мазь и травы. Так безопасней.
Для кого безопасней, и что вообще произошло, уже не узнала. С тихим «Прости» наемник нажал на точку у меня на шее, и я отключилась.
В комнату сквозь небольшое окошко прокрался лучик солнца и упал мне на лицо, намекая, что день уже начался, и пора бы вставать с постели. А меня одолевало одно желание: укрыться одеялом и сказать проблемам, что я в домике.
Я лежала, рассеянно поглаживала левара, раскинувшегося на большей половине кровати, и не думала ни о чем. Совершенно.
Место под повязкой ужасно ныло, от любого неосторожного движения накатывала волна боли. Набраться бы смелости посмотреть, что же там такое, но… я боялась подтвердить свои догадки.
Из глубины дома доносился стук посуды и ножа о доску — кажется, мама что-то готовила. Мое желание поваляться в кровати быстро улетучилось, стоило услышать отголоски разговора мамы и Ритара. И о чем эти двое могли секретничать без меня?
А еще почему Амирана так благосклонно приняла наемника Кевара? Я почему-то ожидала большего протеста, утверждений, что он мне не пара, а тут… Все это наводило на мысль, что мама знает гораздо больше, чем я, только пока не говорит. Впрочем, нам и пообщаться вчера не удалось, не делиться же секретами при Ритаре.
Приготовленную для меня одежду я обнаружила на тумбочке под зеркалом, выполнявшей здесь роль комода. Заодно представился шанс посмотреть, что же Кевар сотворил с Лирой в этот раз. Кожу с каждым движением неприятно дергало, стоило дотронуться, как боль вспышкой распространялась по всему плечу. Я осторожно размотала повязку, убрала подсохшую мазь с частичками травы и… замерла, не в силах осознать, что дядя решился на подобное.
Воспаленная красная кожа и выжженные бороздки клейма — четкий круг с витиеватыми буквами К и В — Кевар Вилеран, — личное клеймо Наместника. То самое, которое от его руки получают предатели и бывшие приближенные Кевара, что в принципе, одно и то же — последние быстро переходят в разряд предателей, когда становятся не нужны. Клеймо, которое закрывает все двери перед этими людьми, потому что в противном случае, на того, кто осмелится эти двери открыть, падет гнев Наместника Авилора. Обычно он ставит его на кисти правой руки, чтобы знали, кому собираются пожать руку. А здесь, видимо, куда пришлось. На основание левого крыла моей флейры. Лира, надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне все это… А мой счет к дяде снова вырос. Пожалуй, на этом можно остановиться, иначе не расплатится.
— Вот так Кот, клеймили как породистую швейгу*, — поморщилась от нарастающей боли в районе лопатки.
Одевалась с особой осторожностью, чтобы лишний раз не травмировать ожог, но все равно шипела, когда ткань скользила по коже. Наряд был прост, но со своим очарованием: белая рубашка с цветочной вышивкой вдоль глубокого ворота и широкая синяя юбка до самых пят. Свою гриву я тщательно прочесала и заплела в косу. Что ж, вполне достойно, если бы не пятнистый темный загар и веснушки во все лицо, вообще было бы идеально.
Из комнаты выходила с двояким чувством: с одной стороны, хотелось, чтобы мама и Ритар уже закончили беседу, если вдруг она касалась меня, а с другой — снедало любопытство и надежда застать хоть кусочек их разговора.
Стоило сделать шаг в коридор, как я услышала глухой голос своего жениха:
— Не увидь я это своими глазами, ни за что бы не поверил.
— Им не мог воспользоваться кто-то другой? Или по его приказу? — спросила мама. Я замерла на носочках, сразу определив, о чем речь, перехватила рукой шлепающего мимо левара и приложила палец к губам. Понял или нет, но Кот тихонько сел у моих ног.
— Нет, Кевар всегда ставил его… лично, — кружка стукнула о деревянную поверхность стола.
— Тяжело узнавать все вот так…
— Нет, тяжело вообще узнавать что-то подобное. Я до последнего не верил. Вернее, чувствовал, что Дели не лжет, но думал, что это из-за разногласий с дядей на почве наследования, но не до такой степени. А теперь… Покровители, зачем ему все это? Получается, он знает, что они с флейрой связаны?
