Адам лишь улыбается в ответ полными губами, но ничего не говорит. Как раньше. На мгновение у меня даже возникает ощущение, что мы вернулись в беззаботные будни, когда ругались и мирились, как положено брату с сестрой, когда делили сладости пополам.
И горе, свалившееся внезапно три года назад…
— О, мамина фирменная индейка, да? — глаза брата загораются предвкушением.
— Почти. Курица.
— Давай сюда, — тянется руками к контейнеру, принюхивается, закрыв глаза, как в рекламе какой-нибудь вкусняшки по телеку, и кусает кусочек ароматной курицы.
Наверное, впервые наблюдаю, как брат с удовольствием поедает пищу. Раньше ему становилось плохо, а без моей помощи он едва притрагивался к тарелке, теперь он с наслаждением пережевывает куриную ножку. Операция пошла на пользу, химия тоже. Осталось только отойти от последнего курса и вернуться в наш дом. Кстати, надо посмотреть, сколько он сейчас стоит и взять кредит, если потребуется больше средств.
— О чем задумалась? — Адам тыкает локтем в бок, довольно улыбаясь.
— Да так, ни о чем, — отмахиваюсь я. Потом расскажу, если надо будет. — Миссис Томпсон спрашивала о твоем состоянии.
— И что хотела эта меркантильная тварь? — приподнятое настроение брата тут же улетучивается.
— Адам! Перестань! Между прочим, она недавно деньги на лечение предложила.
Правда, в тот момент, когда я уже заплатила за операцию и за реабилитацию после нее, после чего она отняла конверт, но об этом умалчиваю.
— Да всем насрать, как я себя чувствую, даже Эндрю не приходит навестить.
Черт! Зачем я завела этот разговор? Теперь настроение брата совсем в ноль уходит, да и мое тоже.
— Если бы вы оба не были баранами, то пришли бы друг к другу и помирились! — смело заявляю, глядя в погрустневшие глаза брата. Поникшие. Он даже голову опустил, лишь бы на меня не смотреть, теребит одеяло в пальцах, словно нашел что-то интереснее нашего разговора.
— Как видишь, я прийти не могу, а он…
И тут он зависает. Снова. Не дает возможности, что между ними произошло. Или даже предположить. Раньше я долго пытала Эндрю о ссоре с братом, но потом оставила попытки. «Пусть сами решают», — подумала я тогда, но сейчас, глядя на поникшего Адама, лучше бы вмешалась в их отношения.
— Я его подставил, очень сильно подставил, — начинает после затяжного молчания. — Вряд ли он меня простит.
— Как подставил? — тут же вырывается вопрос.
Брат снова медлит, мнет в руках край одеяла, но спустя доли секунды поднимает на голову и глядит на меня совершенно незнакомым взглядом. Темным. Грустным. Наполненным чувством вины.
— К нему заявились за моим долгом до того, как меня доставили в больницу.
В голове тут же возникает множество вопросов. За каким долгом? Почему именно к нашему другу, а не ко мне? До того, как Адам лег в больницу, я не знала о его задолженности, да и Эндрю молчал в тряпочку.
— Почему он не сказал об этом?
— Не знаю, — отвечает он поникшим голосом. — Но с того момента Эндрю сильно обиделся.
Я бы тоже обиделась, если бы на меня перекинули долг. Обиделась, если бы мне ничего не сказали, а в квартиру вломились какие-то бугаи. Странно. Эндрю никогда не говорил о долге. Почему? Не знаю. Мысли о том, что они хотели меня уберечь — понятна как ясный день. И злила. Дико злила. Я и так погрязла во всем этом, могли бы и рассказать мне. Оба.
Фак!
— А ты чем думал? Зачем надо было в долги влезать? — не замечаю, как повышаю голос на брата.
— Я не помню, понимаешь? — практически выкрикивает Адам, сжимая в руках одеяло. Взгляд без ресниц распахнут до предела, в глазах стоит злость, готовая вот-вот вырваться наружу и захватить меня в свой плен. Уже захватила. — Вспомнил только когда оказался здесь. Он пришел ко мне в тот день, когда я лег в больницу и больше не появлялся.
— Он говорил, что не…
— Приходил. Один раз пришел и больше я его не видел, — произносит чуть тише. — Я хуевый друг, хуевый брат. Я заслужил эту болезнь.
— Не говори так, слышишь! — подсаживаюсь к единственному родному человеку, поднимаю ладонями облысевшую после химии голову и заглядываю в такие же родные и большие глаза, как у меня самой. Словно в зеркало души смотрю и пытаюсь вбить мысль нам обоим. — Ты ошибся, бывает. Главное, что больше ты не пойдешь по этому пути! Ты выпишешься из больницы, мы выкупим дом, заживем счастливо. Все будет, как раньше и…
— Не будет, — прерывает мою речь. — Родителей не вернешь.
— Мы научимся жить без них. Мы справимся, поверь.
Вновь и вновь пытаюсь внедрить в голову брата то, во что сама не верю до сих пор. С чем не могу смириться. И от чего буду отходить еще долгие годы.
— Ты всегда очень позитивно смотрела на мир. Мне этого иногда не хватает.
Он улыбается. Так искренне и почти радостно. Горечь все еще присутствует на его лице. На моем, наверное, тоже. Адам первый притягивает меня и заключает в слабые объятья. В родные. Почти теплые. В которых позволяю себе расслабиться и услышать жизнь в грудной клетке брата.
Сложно вновь переживать ужасные моменты за последние три года, сложно вспоминать, как я одна тянула нашу семью, как пыталась достучаться до Адама, когда узнала, где он пропадал все это время и чем занимался вместо того, чтобы посещать пары и отрабатывать смены в местной кофейне.
Нам было тяжело, но мы справлялись, пока не позвонили из больницы с неутешительным диагнозом. И после этого я осознала важную вещь. Все это время я боролась одна. За сознание брата, за его лечение, за его жизнь. Без чьей-то помощи. Чего стоила одна операция Адама.
Много чего…
И теперь именно мне нужно поставить его на верный путь, указать дорогу и не дать ему пойти по кривой.
— У тебя все хорошо? Как прошел сочельник? — брат возвращает меня с небес на землю, заглядывая внимательно в глаза. Как в далеком прошлом, когда я не умела ему врать и всегда говорила правду. Когда же я научилась уходить от ответа и обманывать его?
— Как всегда. На могилу родителей сходила, встретила Шона. Он, кстати, тоже о тебе спрашивал и…
Замолкаю. Внезапно. Вспоминая вчерашний день, вчерашние события. По минутам. Секундам. Я бы вдалась в подробности, если бы не напряженное лицо брата, которое я едва улавливаю в ходе беседы.
— О чем он спрашивал? — строго интересуется Адам.
— О твоем самочувствии, о нашей жизни. Недавно в Лондон вернулся, правда, я не спрашивала зачем.
Умалчиваю о том, что мужчина назвал брата неправильным. Ему это знать не обязательно.
— Часто с ним встречалась? — напряжение так же не уходит из его голоса.
— Нет, а что?
