— Приступай к главному. Что я опять натворил?
— Что вы не поделили с Леоном?
— Пфф! — выдохнул, чувствуя как как копится во мне злость на брата. — Ты ради этого прилетел сюда? Кстати, где ты с ним успел пересечься, если он с утра был не в городе?
— Вот именно не в городе и встретил. Мне пришлось открывать временной тоннель, чтобы срочно доставить его в госпиталь. Ты понимаешь, что все это уже серьезно?
— Он получил по заслугам. Дальше что?
— Это правда, что ты избил его из-за женщины? Кто она? Ты привел ее в родовое имение?
— Арон, наши с Леоном недопонимания мы с ним решим сами, — четко, выделяя каждое слово, процедил сквозь зубы.
— Я хочу знать кто она. Если ты ради нее набрасываешься на брата, значит, надо судить, это уже не проходное увлечение.
— А у тебя на меня планы… — закончил его недосказанную мысль. — Послушай, я не племенной жеребец, чтобы искать мне подходящую по масти кобылу.
— Ты — наследник целой империи рудников! К тому же с силой твоего дара ты просто права не имеешь растрачивать себя на низкопробный материал!
— Хватит! Прекрати! — перебил его, стукнув по столу и вскакивая со своего места.
Внутри ожили змейки негодования, поднимая всю муть со дна и завертелись подобно смерчу, начиная с малого.
— Ответь мне тогда почему ты, второе лицо в государстве, едва ли не самый сильнейший миаро на данный момент или самый? так и не женился, не завел потомства? Что тебя удерживало все эти годы, отчего ты как проклятый пропадал и пропадаешь на службе?! Почему ты не считаешь нужным обречь себя на подобное счастье? — заорал, не выдержав, ему в лицо.
И это было действительно так. У Арона не то чтобы семьи, даже намека на любовницу не наблюдалось, сколько я его помню. Всегда только государственные интересы, только работа с утра до поздней ночи и никаких амурных дел.
Я никогда не задумывался об этом, а вот теперь показалось странным. Ни жены, ни любовницы, ни акхе.
— Да что ты можешь знать обо мне!? — прошипел Арон, меняясь в лице. — Я, может, и рад был бы, да старые грехи не пускают. Тебя, идиота, пытаюсь уберечь, чтобы не наломал дров. Кто она, эта девка? Высокородная?
— Нет, — отчеканил твердо, — Леону повезло. Если бы я не подоспел вовремя, сломанным носом он бы не отделался, так что ему благодарить меня надо, а не бежать жаловаться.
— То есть, ты привел домой… обычную, простую девушку и Ради нее покалечил брата? — мрачно уставился на меня опекун.
— Да. Я решил разжиться личной акхе. Тебе же не нравится мой разгульный образ жизни.
— Мне не нравится твой блеск в глазах, Тамин. Ты теряешь голову. А это недопустимо. Хочешь личную игрушку? Твое право. Но — услышь меня — только с соблюдением всех условий! У тебя все в порядке на рудниках? — внезапно сменил тему Арон.
— Конечно! Почему ты спрашиваешь?
Он неопределенно мотнул головой.
— Так, кое какие слухи… И еще. Мне нужны парочка твоих самых надежных людей из разыскной службы. Свяжись с ними и направь ко мне. Век буду обязан, — погрузившись в свои мысли, задумчиво пробормотал он.
— Хорошо.
Я недоуменно пожал плечами. Стоило ради этого лететь черт знает куда? Проследил взглядом за удаляющейся фигурой Арона и, наконец, сел в свое законное кресло.
Сейчас меня занимал только один вопрос: где найти лучшее агентство по стерилизации? И я собирался заняться этим в первую очередь.
26. Армила
То, что я чувствовала по отношению к проклятому миаро не поддавалось логике.
Ненависть в первую очередь. Обжигающую. До ломоты в кистях рук, когда хотелось просто задушить его нагло ухмыляющуюся морду, что преследовала меня в мыслях даже в его отсутствие.
И отторжение, презрение к самой себе. Это же надо было так низко пасть, расстелиться и стечь лужицей к его ногам, позволить трогать везде и…
О дальнейшем вспоминать было еще хуже. Потому как к стыду примешивалось и совершенно непонятное мне чувство легкой дрожи в коленях и щекотание бабочек в животе. Предательниц. Во рту пересыхало, сердце начинало сбиваться с ритма, а внизу живота появлялась сладкая истома от воспоминаний того, что творил с моим телом Тамин.
Между ног все еще неприятно саднило, будто специально подбрасывая мне в памяти самые пикантные подробности произошедшего.
Но почему, почему я раньше не реагировала так на мужчин? Почему меня не тянуло настолько к Силаху и я не теряла голову от его прикосновений? От его поцелуев? От его пронзительных взглядов?
Ох, мама! Знала бы ты какую развратницу-дочь воспитала!
Но даже не это сейчас волновало больше всего.
Мне нужно было бежать! Забиться в какую-нибудь глушь, маленький городок или даже деревню и сидеть тихо как мышь.
Наивно полагать, конечно, что мне удастся сбежать от сильнейшего миаро. В его руках власть, деньги, службы. А у меня?
Правильно — ни-че-го. Далеко я смогу уйти при таком раскладе?
Но другого выхода я не видела. Ждать своего приговора я согласна ровно до тех пор, пока у меня не появится шанс.
В мужском халате и без денег, босая, я привлеку больше внимания. Значит, нужно действовать тоньше.
В голове это рисовалось легко, да вот сумею ли сыграть так, что бы Тамин поверил, когда я врать никогда не умела!?
Но к обеду миаро так и не появился. И к ужину тоже. Трапезничала я в одиночестве в огромной столовой за большим овальным столом.
Наверняка у них большая семья и по праздникам они любят собираться в этом доме, вдали от суеты, приезжая с женами, мужьями, детьми. Дружно и чинно обедая за этим столом. По крайней мере, сознание сразу нарисовало такую картину.
Тоскливо стало и неуютно, почувствовала себя лишней, чужой, словно занимала чье-то место.
А учитывая то, что по договору я должна была согласиться на то, чтобы из меня сделали недоженщину и я теряла возможность в будущем завести семью, становилось вообще тошно. Обида, гнев, раздражение вспыхивали подобно спичке, жгли и заставляли искать пути выхода.
Поэтому на следующий день я все-таки выпросила у Норы платье экономки и попыталась проверить лазейки, чтобы в нужный момент незаметно улизнуть.
Но, увы, меня ждало разочарование. Везде и всегда, стоило мне только попытаться приблизиться к ограде, как словно из ниоткуда появлялся садовник, или прачка, или сама экономка и мягко предупреждали не выходить за пределы имения.
Тамин не появился и в этот день. Волнение росло, смешиваясь с ожиданием и неопределенностью. В груди ныло, не давая успокоиться, а в сочетании с безделием, становилось совсем невыносимо. Часы тянулись издевательски медленно.
