28. Тамин
Эта ночь стала для меня самой длинной за последнее время.
Проклятье, я знаю, я вижу, я чувствую, что Мила тоже тянется ко мне, и не настолько я ей безразличен, как она пытается показать!
Я не слепой, чтобы не заметить как загорелись неподдельной радостью ее глаза, когда вернулся с рудников, как вцепившись в рубашку, терлась неосознанно щекой об меня, словно не доверяя глазам, и как не могла унять возбуждение при ужине.
В какой-то момент мне ее даже стало жаль. Она еще не понимает, что в ней проснулась женщина, не осознает, что проявления подобных чувств к своему мужчине это нормально и не научилась брать эмоции под контроль.
Как птенец впервые попробовавший встать на крыло, чувствующий, что все делает правильно, подсознательно все еще боясь высоты и в то же время стремясь к ней.
Мне казалось, что момент я выбрал самый удачный, разогрев ее немного перед разговором, тем более, она вспыхнула как спичка, стоило только прикоснуться.
Я был почти у цели. Почти!
Что произошло такого, отчего Мила отпрыгнула от меня с кошачьим шипением и с резко поменявшим полярность настроением?
Что я сделал не так, что она готова была сбежать от меня среди ночи в одних тапочках, если бы была возможность!?
Чем ее так пугал договор?
Или это такая тактика — выторговать себе самые лучшие условия?
Так нет же, Мила даже от слова этого превращалась в разъяренную фурию, готовую выцарапать мне глаза.
И снова я сижу один, ощущая шлейф ее эмоций, сжимая кулаки, будто пытаясь ухватить ускользающую сквозь пальцы потерянную возможность.
Ну что с ней не так? Любая другая на ее месте ликовала от счастья, прыгала до потолка и считала минуты до подписания этого договора.
Но только не с ней. С ней с самого начала все пошло наперекосяк.
Я еще долго сидел один в столовой. Чего-то ждал. Наверное того, что Мила одумается. Вернется.
Слуги боялись беспокоить и не заходили, понимая, что могут попасть под горячую руку.
А к полуночи, когда измотанный трехдневным марафоном проблем и человеческого горя организм все-таки потребовал своей порции отдыха, я собрался к себе, ноги против воли привели меня к ее спальне.
Стоял на пороге, затаив дыхание, упершись лбом в деревянное полотно и жадно прислушивался к каждому шороху, доносящемуся с обратной стороны двери.
Я варился в кипятке своих эмоций, раздираемый на части желанием снести к чертям эту хлипкую преграду со своего пути и доказать, что меня не удержит ничего на пути к ней.
Она все равно будет моей. Целиком и полностью.
И пусть пока еще не осознает полностью этого факта, не успела свыкнуться и смириться, но Мила не дурочка, чтобы не понимать, что наши отношения всего лишь вопрос времени. Это уже решено. И она дала свое негласное согласие, сколько бы не отрицала.
Осталось получить письменное.
Останавливало лишь то, что я хотел ее добровольного подчинения. И дело даже не в том, что так велит закон, а в том, что все внутри меня противилось брать ее силой.
Я мог любую из своих бывших шлюх насадить горлом на член, намотав волосы на кулак и долбить до кровавых слез и соплей пузырями, и мне плевать было что они при этом чувствуют.
А вот с Милой мое воображение даже представить себе такое отказывалось. Вся моя сущность противилась этому.
Зато картина, где она сама становится на колени, улыбается и язычком начинает ласкать член, закатывая глаза от удовольствия, скользит губами по стволу, буквально, сносила мне крышу, выстреливая бешеным выбросом тестостерона в кровь и заставляя скрипеть зубами от каменного стояка.
Она сама! По своему желанию. И только так!
Правда, как подвести ее к этому решению, когда у меня никакого опыта в подобных делах?
Если раньше с предыдущими пассиями все было предельно просто — я им деньги, они мне — секс, то с Армилой такое почему-то не срабатывало.
Я решил завтра, на свежую голову серьезно подвести ее к этому разговору. Возможно, я смогу добиться нужного мне откровения и, наконец-то, адекватной цены.
Развеять ее надуманные страхи о том, через какие ужасы проходят акхе и как несчастны в своей богатой беззаботной жизни. Сказки, не имеющие ничего общего с реальностью.
Лично я ни разу не встречал убитых горем акхе, оплакивающих свою судьбу и мечтающих изменить прошлое, отказавшись от своего решения.
С такими мыслями я нехотя отправился спать.
А утром, за завтраком, вернувшись к недающей мне покоя теме, снова наткнулся на глухую стену непонимания.
Темные круги под глазами ярче всяких слов говорили, что для Милы прошлая ночь тоже далась нелегко.
— Тамин, пожалуйста, не мучайте меня! Отдайте под суд, накажите сами, но только не участь бесправной рабыни!
— С чего ты решила, что будешь бесправна? Мы можем прописать все твои требования, если они будут уместны, в договоре. Главное, скажи чего ты хочешь? Чего боишься? — я попытался, как мог, успокоить ее, взяв за руку, но Мила тут же выдернула свою ладонь.
— Чего я хочу? — сощурилась она. — Многое, по вашим меркам. И совсем ничего по моим. Знаете, я росла в довольно большой семье. А вы проводили праздники в кругу родных и близких? Совместные ужины, за которыми собираются все домочадцы? Я часто смотрела на родителей. Как горят глаза у папы, когда он смотрел на маму. Каким теплом мама отвечала на его любовь и заботу. Как весело и дружно мы проводили дни рождения в кругу семьи. Я видела все это и понимала насколько мне повезло родиться в семье, где царит взаимопонимание, куда хочется возвращаться после работы и где тебе всегда рады. Нас любили родители, нас баловали. Мы всегда знали, что у них нет ничего важнее нас — детей. И мы платили им взаимностью. И я выросла с пониманием того, что нет ничего дороже на свете семьи, а вы хотите забрать у меня возможность иметь собственных детей, свой дом, свой маленький островок тепла и уюта. За сколько, как вы думаете, я должна продать свою мечту? Что должно произойти, чтобы я решила отказаться от нее?
Мила еще что-то сумбурно говорила и говорила. Ее тихий голос лился горькой патокой, бередя моя детские раны и вскрывая старые нарывы.
Нет, у меня не было семьи.
Когда родители еще были живы, я редко видел их дома. Они все чаще разъезжали по рудникам, скупая их в разных уголках страны у миаро победнее, создавали ювелирные заводы, заколачивая свои первые миллионы. На одном из рудников и случилась трагедия, унесшая жизни моих самых близких людей.
Пусть я видел их нечасто, пусть они не одаривали меня любовью в той степени, в какой я нуждался, но их потерю я тогда пережил с трудом.
Слуги не справлялись с неуправляемым мной. Да и дар проснулся на фоне потрясения слишком рано. А это было чревато последствиями как для меня, так и для окружающих.
