В своих воспоминаниях я была счастливым ребенком. Меня любили, мною гордились.
Поэтому реальность с матерью-алкоголичкой пока не находила отклика в моей душе и на сообщение подруги я отреагировала соответственно.
— Юля! Аккуратно! Не обожглась? — привел в чувство встревоженный голос Альбины.
— Мне нужно в больницу, — произнесла помертвевшим голосом.
— Что стряслось? Болит где-то? Ребеночек? — побледнев, всплеснула руками домработница.
— Мама. Она под машину попала. Мне только что написали.
Женщина плюхнулась на стул рядом. Выдохнула, отводя взгляд, и машинально начала вытирать со стола разлитый чай. Покачала хмуро головой:
— Плохо это, девонька. Понимаю. Дождись Егора, он отвезет тебя.
Дождаться Егора?
Она сейчас шутит?
А если там счет идет на минуты?
Марина не уточнила подробностей и снова вне зоны доступа. А у меня сердце разрывается от неизвестности.
— Я не собираюсь ждать. Поеду сейчас же.
Страх того, что если до Егора дойдет эта новость, то он вообще запретит мне куда-то ехать, подгонял действовать быстрее. На опережение. Вряд ли он бросит все дела и побежит выполнять мои просьбы, а без него мне, помнится, путь куда-нибудь, кроме клиники, где я наблюдалась, был заказан.
Я дрожащими пальцами набрала номер водителя, сообщив, что срочно надо к врачу, умоляюще взглянула на Альбину, неодобрительно сверлившую меня взглядом, и прошептала:
— Пожалуйста! Это срочно! Вы должны меня понять. Не надо докладывать об этом Егору. Я быстро. Туда и обратно. Обещаю!
Глава 32
К нужной больнице мы подъехали уже через полчаса. К моей радости, водитель не стал задавать ненужных вопросов и просто отвез по указанному адресу.
Вполне возможно, потому, что мне по статусу положено было часто появляться во всяких медицинских учреждениях, сдавать анализы, обследоваться. И очередная поездка его не насторожила.
Однако в помещение он вошел вместе со мной и уже по подслушанным вопросам медперсоналу догадался, что я тут отнюдь не по назначению лечащего врача.
Хотя его присутствие мне не мешало. Самое главное, что я сюда попала, меня никто не задержал и маму, надеюсь, получится увидеть уже в ближайшем будущем.
Отделение травматологии я нашла без труда, лечащего врача тоже. Мне вообще сегодня везло практически во всем.
Седьмая палата на этаже. Выдохнула, понимая, что худшее позади.
Главное — не реанимация! Главное — она жива и ее здоровью ничего не угрожает.
Нервное напряжение отпускало, но вот живот начало неприятно тянуть.
Вошли в палату мы вместе с водителем. Он оглядел помещение, где, кроме мамы, больше никого не было — три соседних койки пустовало, — и удовлетворенно кивнул:
— Я снаружи подожду. Общайся.
Мужчина вышел, а я осталась неуверенно топтаться на пороге, не решаясь пройти дальше.
Мама лежала на кровати, накрывшись простыней. Увидев меня, нахмурилась, отводя взгляд. Неуклюже попыталась сесть, кривясь от боли.
— Здравствуй, мам! — выдавила из себя с трудом, не зная, какую реакцию ожидать на мое появление.
Я гнала от себя кадры нашей последней встречи, заменяя их детскими добрыми воспоминаниями. Маминой ласковой улыбкой, любящим голосом.
— Зачем пришла? — мне показалось, что в ее голосе проскользнули нотки обреченности.
— Проведать. Как ты? — Все же нашла в себе силы сделать несколько шагов, пройдя до соседней кровати и присаживаясь на край. — Я спешила, поэтому, извини, не успела ничего купить. Как только узнала — сразу сюда сорвалась.
— Ну и зря! — недовольно пробурчала она. — Все у меня в порядке.
— Врач сказал, ты ногу сломала. Пару месяцев не сможешь ходить. Тебе помощь нужна будет… — Она отвернулась, пряча глаза. Всхлипнула, утирая слезы тыльной стороной ладони, и я не выдержала. Кинулась к ней, обнимая за шею, хватая за руки, прижимая их к губам: — Мама! Мамочка! Прости меня, пожалуйста! Я не знаю, не помню, что натворила. Я вообще мало что помню после аварии. Память… она… шалит! Мама, не плачь, пожалуйста! Я люблю тебя, родная! — целуя сухие шершавые ладони и вдыхая родной запах.
— Юлечка, — еле слышно прошептала она. — Дочка…
— Мам, мне тяжело сейчас. Страшно. Я одна. Только не гони, пожалуйста! Ты мне так нужна!
Мама молчала, уткнувшись носом мне в макушку, и гладила по волосам, а я чувствовала, как уходит напряжение, как отпускает обида и дышать становится легче. Будто разом свалилась с плеч гранитная плита.
— Это я должна просить у тебя прощения. Я. Мне стыдно, Юлечка. И больно, — прошептала она с трудом.
— Не говори так! Не надо…
— Я, знаешь, последние дни свету божьему не радовалась. Просыпалась и вставать не хотела. Сил не было. Ты была права, дочка.
— В чем?
— Ты предупреждала, а я не верила.
— Я не помню.
— Я о Сереже. Я ведь дышала им. У меня ведь после смерти твоего отца никого не было, а тут такой мужчина! Как лучик солнца. Я уже и не надеялась встретить кого-нибудь в своей жизни. Кому нужна такая? Одинокая, не красавица, да еще и не первой свежести. А тут он. Молодой, красивый. И ухаживал так, что все вокруг завидовали. Только ты одна сразу разглядела его нутро. Я же думала, счастье свое нашла. Повелась на обещания, дура старая! Верила ему больше, чем кому-либо. Боялась, что уведут… — Я слышала, что ей тяжело, но тем не менее она не умолкала. Говорила и говорила, сбиваясь, путая слова, не к месту прося прощения. Местами я даже переставала вдумываться в смысл фраз, слушая родной тихий голос, который бальзамом лился на мои воспаленные нервы. — Меня будто бес попутал. Как отказать, когда Сережа каждый день с бутылкой приходил? Это сейчас я начала смотреть на все другими глазами, когда вляпалась по самое не хочу, а тогда… На пьяную голову мало кто может мыслить трезво. Он же мне такого наговорил! И что ты против наших отношений была, потому что сама его хотела, и что за моей спиной глазки ему строила. Ты прости меня, дочка, что тогда поверила ему, а не тебе. Все как под гипнозом происходило. Сознание как в тумане. Будто и не со мной. Это сейчас глаза открылись, да уже поздно, наверное.
Я слушала с закрытыми глазами, пропускала через себя ее переживания и кусала в отчаянии губы, понимая, через что нам пришлось пройти в прошлом.
— Не поздно. Ничего не поздно! Все хорошо, мам. Не плачь! Сейчас этот Сережа где?
Она всхлипнула:
— Не знаю. Исчез, как только я кредит взяла для него. Сказал, что с долгами рассчитается и вернется. Я ждала, как дура. На работу ходить перестала. До последнего ждала. А потом ко мне пришел какой-то амбал.