Гейдрих лично, как признался Адольф Эйхман, ознакомил его с далеко идущими планами. В конце лета 1941 года Гейдрих, по словам Эйхмана, вызвал его в Берлин. Начальник произвел на Эйхмана впечатление очень обеспокоенного человека, который чувствовал себя скверно. Эйхман свидетельствовал в Израиле: «Гейдрих, заикаясь, выдавил из себя: «Фюрер, да, итак, эмиграция… Фюрер приказал начать физическое истребление евреев».
И словно пытаясь проверить, какое впечатление произвели на меня его слова, он, против своего обыкновения, сделал большую паузу. Я помню и теперь, что сперва просто не мог понять тогда значения сказанного им, потому что он очень осторожно подбирал слова. Но потом я все понял и не проронил ни единого слова на этот счет, поскольку мне нечего было сказать!»
Гейдрих проинформировал Эйхмана, потому что он должен был заняться организацией транспортов жертв к лагерям смерти. Исполнителям холокоста говорилось ровно столько, сколько они должны были знать, чтобы беспрекословно выполнять приказы свыше. Гейдрих считал себя непреклонным и твердым человеком, способным завершить «окончательное решение».
20 января 1942 года под его председательством собрались высшие чины государственной бюрократии на вилле по адресу Троссер Ванзее, 56/58, в Берлине. На повестке дня совещания стоял один вопрос: каким образом организовать массовое истребление людей.
Первоначально конференция была назначена на 9 декабря 1941 года, но после нападения японцев на Перл Харбор и последовавшего за этим объявления Германией войны Соединенным Штатам Америки встреча была отложена.
Гейдрих открыл конференцию не для того, чтобы выработать принципиально новые постановления об «окончательном решении». Массовое уничтожение евреев на захваченных территориях Советского Союза давно началось, а новые лагеря смерти находились в стадии строительства. Конференция должна была прежде всего вовлечь во все эти планы высшую бюрократию имперских министерств.
Протокол заседания вел Эйхман. Он снабдил цифрами и фактами вступительный доклад Гейдриха, в котором шеф службы безопасности открыто подтверждал, для чего, собственно, он получил властные полномочия от Геринга. В «полномочиях» говорилось, что Гейдрих должен «принимать все необходимые меры для полного решения еврейского вопроса в пределах сферы германского влияния в Европе».
Гейдрих заявил на вилле у Ванзее, что «в ходе окончательного решения еврейского вопроса в Европе следует учитывать тот факт, что придется иметь дело с 11 миллионами евреев». Они будут «отправлены для работ на Восток», хотя при этом, «несомненно, большая часть их выпадет из этого количества в связи с естественными потерями».
Через 20 лет на допросе в Израиле капитан Авнер Лесс спросил:
— Что нужно понимать под «естественными потерями»?
Эйхман ответил:
— Это самые обыкновенные случаи смерти, а также отказы сердца или воспаления легких. Вот если бы я сейчас умер, это и был бы случай «естественной потери».
А Гейдрих продолжал тогда просвещать высоких господ, сидящих за столом конференции: «Так или иначе, но сохранившиеся остатки, а здесь речь идет безусловно о наиболее жизнестойкой части, должны иметь соответствующее обращение, ибо именно эта часть, прошедшая естественный отбор, если окажется на свободе, может вновь возродить еврейскую нацию».
Авнер Лесс спрашивает Адольфа Эйхмана:
— А что значит соответствующее обращение?
Эйхман, запинаясь:
— Это… это… эта вещь исходит от Гиммлера. Естественный отбор… это… это его любимый конек.
— Да, но что он значит в данном случае?
— Конечно, только одно — убивать, убивать.
В протоколе конференции у Ванзее этих слов нет. Протоколист Эйхман «перевел» то, что говорилось на конференции, совершенно открыто, в иносказательный жаргон убийц. В протоколе нет даже намеков на то, что участники конференции действительно, как утверждал Эйхман перед судьями в Израиле, «без прикрас называли вещи своими именами… Разговор шел об убийствах и истреблении».
В действительности все участники совещания — Гейдрих, восемь государственных секретарей и один министерский директор говорили тогда на вилле у Ванзее без оглядки и абсолютно открытым текстом.
После совещания Гейдрих, Эйхман и шеф гестапо Генрих Мюллер вернулись к открытому камину в уютном кабинете. Ординарцы наливали в рюмки коньяк. Настроение у всех было прекрасное. «Я никогда не видел Гейдриха таким раскованным», — вспоминал Эйхман.
Стрелки были окончательно переведены на массовое уничтожение. С марта 1942 года начали поступать людские транспорты из всей Европы в лагеря смерти. Ответственным за общее руководство депортацией евреев был назначен подручный Гейдриха — Адольф Эйхман.
Что происходит с человеком, который планирует миллионы человеческих смертей? Внешне Гейдрих, в полном соответствии с принятым клише о закаленном и невозмутимом эсэсовце, производил впечатление холодного и жесткого человека, неумолимого в последовательности своих поступков. Но имелись признаки и того, что роль, которую он исполнял, вызывала в нем скорее ненависть, нежели гордость за себя. Начальник отдела в ГУИБ Штрекенбах полагал, что приказ Гейдриха, отданный оперативным группам, о проведении массовых расстрелов, был самым тяжким испытанием в его жизни». Задание, которое возложили на него теперь, превосходило все предыдущее многократно.
В душе он оправдывал свою работу «долгом быть жестким и непреклонным». Говоря о муже, Лина Гейдрих утверждала, что он считал «своим долгом выполнять любые задания до конца, не боясь последствий». Поэтому жертвам не было легче от того, что он эти «задания» все больше воспринимал «как негативные». Возможно, он не испытывал внутренней потребности в совершении преступлений. Вдова говорила, будто он по ночам не находил себе покоя: «Он часто переворачивался с одного бока на другой и не мог уснуть. А почему, — не говорил».
С лета 1941 года, когда оперативные группы СД убивали людей по его приказу, Гейдрих начал искать новое поприще деятельности, новый шанс для продвижения по службе. И такой шанс нашелся, когда чешское сопротивление в «имперском протекторате Богемия и Моравия» грозило перерасти в восстание, а «наместник- протектор» Константин фон Нойрат попал в немилость у Гитлера. Массовые демонстрации, акты саботажа и забастовки в «протекторате» — центре военной промышленности за пределами собственно империи, приобретали угрожающие для оккупантов размеры.
24 сентября 1941 года Йозеф Геббельс писал в своем дневнике: «Дела в Праге близки к кризису, и фюрер принял решение энергично вмешаться в происходящее. Он полон решимости откомандировать Гейдриха для оздоровления тамошней обстановки… В таких критических ситуациях у руля должны быть сильные мужчины. У этих сильных мужчин должна быть твердая и решительная рука. Они не имеют права поддаваться эмоциям, отвлекающим их от поставленной цели».
Нойрат утратил свои полномочия, и рядом с ним оказался в лице Гейдриха человек, который мог железной рукой удушить в зародыше любое сопротивление. Гейдрих был счастлив получить новое задание. Жене, которая сначала была против переезда на новое место, он сказал: «Там нужно сделать много хорошего. Если хочешь управлять страной, нужно сразу проявить строгость и одолеть всех противников. Тогда несравненно легче и радостнее будет править».
