Деньги в Анютиной голове были увязаны с возвращением Виталика. И она при мысли, что беглый муж увидит ее нарядную, со свежим маникюром, только что из парикмахерской и с брюликами в ушах, испытывала сладкое волнение.
Завибрировал мобильник. Анюта поднесла аппарат к уху и услышала странные вопли с другой планеты. Звонила Леся, причем звонила из какой-то глуши, ревела в три ручья и, кажется, просилась в гости.
Анюта попыталась отказать, но подружка была невменяема.
Она ждала Лесю минут сорок, уже стала носом клевать. Когда подружка заявилась, первым делом потребовала в долг триста рублей. Оказалось — ехала на «бомбиле», да и с «бомбилой» повезло — в такое время их на шоссе редко встретишь.
Анюта, конечно, дала деньги, Леся спустилась вниз, заплатила шоферу, вернулась и начала бурно рассказывать свои похождения с самого начала. Анюта ничего не поняла — какие лошади, какой лимонад, какая Берладка и какой идиот-братец?
А было вот что. На берегу Берладки Аскольд чмокнул Лесю в щеку — как бы от избытка чувств. Крышу у девушки снесло напрочь.
Когда они вернулись на конюшню, Лео и Митенька отсутствовали — поехали прокатиться. Зато ждали новые гости — еще одна семья с детьми-подростками, и Аскольд, согнав Лесю с вороного мерина, занялся новыми клиентами. Она издали следила за ним, а в мечтах уже ехала в загс, причем шлейф белого платья накрывал конский круп и волочился по земле.
Лео и Митенька вернулись. Кузен был сердит — на тряской рыси он, не сразу поняв, как всадник должен облегчаться, кое-что себе отбил. Лео же была довольна и весела. Прадед, полагая отдать ее замуж за мужчину из старой и богатой семьи с правильными традициями, аристократа в таком немыслимом поколении, что уже давно нет нужды корчить из себя знатную особу, охотно давал деньги на уроки верховой езды и дорогое снаряжение.
Не желая больше оставаться на конюшне, Митенька позвал кузину в «ауди». Но она отказалась ехать домой. Ей хотелось остаться до вечера. Слово за слово — Митенька, оплатив ее конную прогулку, усадил Лео в «ауди», и они уехали, Леся осталась. Она проторчала во дворе усадьбы шесть часов, издали любуясь Аскольдом. Добрая Таисья Артуровна покормила ее, однако остаться ночевать не предложила. Потом Ричард Арнольдович сообщил, что по выходным последний автобус на Протасов уходит в семь вечера, так что нужно торопиться.
Аскольд и Милана были заняты — приехали серьезные клиенты на двух машинах и пожелали двухчасовой гонки по лесной трассе. Аскольд успел лишь наскоро попрощаться и еще раз чмокнуть в щеку. Надя и Таисья Артуровна готовили гостевые комнаты, протирали полы, меняли постельное белье. Они пригласили Лесю бывать почаще и на том с ней расстались. Пришлось идти к автобусу в одиночестве. До остановки было около километра, Леся успела на автобус, но, как выяснилось, не на тот — ее повезли мимо Сакрая куда-то в сторону Бережинки. Замечтавшись, она не сразу поняла, что произошло.
Где она потом блуждала — осталось мрачной и слезоточивой тайной. Анюта, плохо знавшая окрестности Протасова, поскольку они не вписывались в ее картину мироздания, так и не поняла ее маршрута. Поняла только, что подружка основательно заблудилась, а автобусы субботним вечером отчего-то вообще не ходили. В довершение беды новые леггинсы во время конной прогулки треснули промеж ног, да так, что Леся самостоятельно бы не справилась с починкой.
Но зато Леся, отпившись горячим чаем, сообщила, что выходит замуж. И так расписала жениха, что Анюта впала в недоумение: не мог этот прекрасный блондин клюнуть на Лесю!
А Леся вспоминала два поцелуя, и в голове у нее делался кавардак. Это же были первые в ее жизни мужские поцелуи!
Она осталась ночевать у Анюты, потом провела у нее все утро, потом наконец соблаговолила позвонить родителям и ушла выслушивать заунывный родительский бред.
Анюта же, выпроводив ее, полезла в духовку — смотреть, сколько монет прибавилось.
А не прибавилось ни одной!
Пересчитав всю кучку трижды, Анюта поняла, что стряслась величайшая в мире беда. Не желая верить, что счастье кончилось, она три дня подряд проверяла содержимое сковородки по пять раз на дню. Но оно действительно кончилось. Осознав это, Анюта разревелась.
Потом она вытерла слезы и стала думать.
Железная хватка Анюты была такова, что если она ставила перед собой одну-единственную цель и вцеплялась в нее когтями и зубами, то цель давалась в руки. Правда, ненадолго. Так было с подружками, которые бросали Анюту ради своих парней; они могли бы сохранить с ней приятную женскую дружбу, но обиженная Анюта, повоевав, отступала резко и решительно, вплоть до стирания номера в телефонной памяти. Так получилось и с мужем.
Сейчас она желала иметь валюту. Страстно желала. Настолько страстно, что пару дней спустя твердо решила идти к Борису Семеновичу и выполнить все, о чем он попросит, пройти и через жар, и через головокружения, и через боль в висках, но заполучить еще монеты и все начать сначала!
Борис Семенович думал о том же и приказал референту встряхнуть как следует Лесю — пусть идет к подружке и хоть палками гонит ее в «Инари». Митеньке же было не до Леси — у него завязался роман с Лео! Конечно, иностранка не желала сразу пускать его в постель, как протасовские дамы, но она явственно заигрывала. И Митенька старался соответствовать. Он сводил Лео в «Монте-Кристо», в «Черную курицу», даже в боулинг, где опозорился подчистую, а она стала звездой зала. Все это требовало денег, и референт с нетерпением ждал, когда Лео оформят на работу в операционный зал, чтобы у нее было поменьше свободного времени. В зале, к тому же, она была более доступна — и риска встретиться с Кречетом, заглядывавшим в дорогие кафе, почти не оставалось. А Кречета он побаивался. Митенька ведь был не дурак — понимал, что байкер тоже положил глаз на девушку.
Ссориться с работодателем он тоже побаивался и стал названивать Лесе. А у той возник бешеный конфликт с родителями. Ей потребовалась куча денег на парикмахерскую, маникюр и педикюр, резиновые сапоги, подходящие для верховой езды штаны и всякое иное добро, необходимое для романа с Аскольдом.
— Устройся на работу и заработай! — сказали родители.
— Да-а?! Так это когда будет?!
Леся имела в виду — пока устроится, пока получит первую зарплату, лето кончится, может, даже осень кончится, и поездки на конюшню потеряют смысл.
Так что и Леся искала кузена. Она была готова мыть полы в «Трансинвесте», но только чтобы взяли туда сразу.
Они встретились.
— Ну? — спросил Митенька.
— Я приведу ее! Сегодня же приведу!
— И вбей в ее дурную головушку, что ссориться с Успенским не надо!
— Вобью! Митенька… я в прогаре…
— Опять?!
— Митенька…
— Притащи сюда дуреху, тогда поговорим.
— Митенька, а меня в «Трансинвест» или в «Инари» нельзя устроить? Уборщицей хотя бы…
