Анюта впервые в жизни оказалась в кабинете начальника. Такие кабинеты она видела на телеэкране, но комната, куда она попала, выглядела как-то подозрительно. На стенах висели не картины, а застекленные витрины с монетами. Книжный шкаф был раскрыт, на полках стояли книги в старинных округлых переплетах, каждый переплет на вид — чуть ли не с Анютино бедро. На столе перед дядей Борей тоже лежали книги, а прямо перед его креслом был большой микроскоп.
И еще на столе были деньги — целая гора мелочи. Анюта опознала евро, центы, естественно, пятирублевки и десятирублевки, прочие видела впервые в жизни.
— Интуиция, значит… Анечка, давай проведем эксперимент, — сказал дядя Боря. — Видишь деньги? Тут, в этой куче, возможно, есть пара монет с секретом.
— С каким секретом? — спросила Анюта. Ей почему-то представилась очень плоская круглая коробочка, хотя и непонятно было, что можно держать в коробочке размером с пятирублевку.
— Этого я тебе пока не скажу, миленькая. А вот если тебе монета покажется необычной, именно покажется, ты мне ее отдашь. И потом у нас уже будет серьезный разговор. Или не будет — это как получится. Митя, пошли, не будем девочке мешать.
Они вышли из кабинета в дверь, которой Анюта сразу не заметила.
Несколько минут Анюта игралась с деньгами — раскладывала их по кучкам, потом строила из одинаковых столбики. Несколько крупных монет оказались совсем загадочными, из неведомых краев. Анюта разглядывала их, пытаясь понять — неужели золото? И вот она вспомнила, для чего сюда явилась.
Как следует растерев руки, Анюта стала трогать кончиками пальцев монетные столбики. Почему-то ей казалось, что это правильно. Потом она уловила тепло — может, миллионную долю градуса, но уловила. И она впала в то состояние, когда голова пуста, а руки самостоятельны.
Анюта не знала, что под потолком прицеплена веб-камера, и за ее пассами следят из другой комнаты дядя Боря и Митенька. В этой комнате обычно сидел охранник, контролируя «Трансинвест», но сейчас его выставили.
— Смотри, смотри… — шептал дядя Боря. — Она точно что-то такое чувствует… Транс, клянусь крокодилами, она умеет вводить себя в транс!
— У нее не все дома, — ответил референт, глядя, как Анюта с расфокусированным взглядом стучит по столу кулачком с зажатыми монетами.
— Митенька, у нормального человека ничего не получится…
Сам Борис Семенович был предельно нормален, но, начиная гадальный бизнес, на всякое насмотрелся. Лучшей гадалкой, какую он когда-либо видел и не сумел переманить к себе, была женщина с безумным взглядом и волосами дыбом, которую родственники уже боялись выпускать из дома. А референт Митенька был примерно таким же материалистом, как Анюта, когда не вводила себя в состояние поиска, хотя в последнее время его материализм дал изрядную трещину. Но Митенька полагал, что рано или поздно всему найдется научное объяснение, и не забивал себе голову сомнениями.
Анюта не знала, что ее правая рука обрела временный разум. Рука откуда-то знала, что если стучать кулаком по столу, температура монет повысится. Это произошло — и Анюта, опомнившись, отшвырнула монеты. Они полетели на пол.
Тогда только она опомнилась.
— Она вышла из транса и ничего не понимает, — сказал, глядя на экран, дядя Боря. — Возможно, мы нашли то, что нам требуется. Митенька, девочка с придурью, но ты уж разберись…
— И с придурью, и просто дура, — ответил референт. — Но как скажете, Борис Семенович. Идем, а то она сейчас, кажется, запаникует.
Они вошли в кабинет, и дядя Боря очень ласково заговорил с растерявшейся Анютой. Нужно было выпытать подробности, но она не знала никаких подробностей и не могла связно объяснить, что с ней произошло.
Дядя Боря был умен, а женщин на своем веку знал около двух сотен — близко, и столько же — по-приятельски. Случались и серьезные увлечения — вроде покойной Люси. Он усвоил: даже очень умная женщина любит маленькие подарки, а уж такая, как Анюта, даже не задумается, что подарок придется как-то отрабатывать.
— Ну ладно, Анечка, не буду тебя больше мучить. Вот твой гонорар. — И дядя Боря протянул конверт, в котором лежали две тысячные бумажки. — На самом деле ты нам очень помогла. Дай-ка я твой телефон запишу. Если что — буду звонить.
Анюта хотела спросить, не возьмут ли ее на работу, но уверенный тон дяди Бори сбил ее с толку.
— Хорошо, — сказала она и сразу заглянула в конверт.
Дядя Боря и референт переглянулись: совсем дикое дитя, не испорченное воспитанием.
Когда Анюта ушла, Митенька подобрал с пола монеты.
— Три штуки. Петровский пятак, двухеврик и десятирублевка.
— Пятак — это уже кое-что. Пятак в той шкатулке имеется! Двухеврик у нас впервые — если только у девочки получилось… Ну-ка, давай сюда десятирублевку.
Он положил монету на предметный столик микроскопа, тщательно изучил аверс и реверс, потом гурт.
— Ничего особенного… — пробормотал он. — Но что-то же девочка почувствовала. Митенька, без погружения не обойтись. Видишь, она как-то научилась сама себя вводить в транс. Значит, Митенька, организм у нее такой, и где самовнушение, там и внушение. Давай попробуем с пятаком.
— Будем пробовать.
Они вернулись в комнату, откуда наблюдали за Анютой.
Комната была не простая — кроме пяти экранов слежения (холл, операционный зал банка, несколько кабинетов, помещение «Инари» и какие-то еще комнаты сменяли друг друга, то увеличиваясь, то уменьшаясь), там были три стула, маленький столик с пультами и в углу — огораживавшие пятачок в квадратный метр перила. На этом пятачке был откидной люк.
Митенька открыл лаз в подвал и первым туда спустился.
Подвал тоже был не простой — посередке на бетонных цилиндрах высотой сантиметров семьдесят лежала каменная плита с резьбой. Кроме нее, там были стулья — три штуки, полки с книгами (что означало наличие вентиляции, потому что — кто же захочет портить плесенью старинные фолианты), а также — целая конструкция из ярких ламп, подвешенная над плитой, чтобы можно было разглядеть в подробностях каждую щербинку.
Соотнеся размеры плиты с шириной лаза, нетрудно было догадаться — ее сюда поместили еще во время строительства, и, чтобы ее извлечь, потребовалось бы разобрать все здание.
— Вряд ли у нее есть встроенные часы… — пробормотал дядя Боря, имея в виду каменную плиту. — Так что не будем ждать ночи. Хватит, если погасим свет.
Референт поставил на плиту три подсвечника, в каждом — по белой свечке.
— Вот интересно, что будет, если свечек — две или четыре? — спросил он. — Откуда взялось это «три»?
— Это ты узнаешь, Митенька, когда наконец встретишься со своим пра-пра… — сколько там этих «пра»? — дедушкой. И он тебе скажет, в каком трактате вычитал про «три».
— Царствие небесное тем трактатам. Погибли в пятом году, Борис Семенович, вместе с усадьбой. А если уцелели — наверняка лежат в чьей-то коллекции. После того как крестьяне разграбили и подожгли усадьбу, там наводили порядок жандармы. Видимо, трактаты прилипли к чьим-то шаловливым ручкам.
